– Знаете это судно?

– «Мона Лиза Вторая», Сен-Луи, – сквозь зубы ответил старпом.

– Никаких следов экипажа, – заметил Денис, демонстрируя, что не боится. – Шлюпбалки пустые. Команда могла перейти на другой корабль.

– Или мы найдём её плавающей в трюме, – обычно взвинченный, обидчивый, отличающийся человеконенавистничеством старший помощник перед встречей с неизвестным немного унялся. – Скоро узнаем.

– Вы уже встречали в море брошенные суда?

– Много болтаешь, – отрезал пират. – Уголёк, глуши мотор. Вёсла на воду.

Ветер гнал шлюпку к синему борту с белой надписью по носу «Mona Lisa II». Киль царапнул о подводные камни. На вёслах обошли корабль с кормы. Здесь корпус закрывал их от ветра. С этой стороны было видно пробоину в носовой части, находившуюся чуть выше уровня моря. Изломанные ударом кораллы крепко вцепились в шпангоуты и держали добычу, словно покоцанная в драке пасть укусившего сапог колдыря.

«Уходили на моторе против ветра от преследователя на парусах?» – предположил Денис и сказал типа со знанием дела:

– Ночью вылезли на камни?

– Похоже на то, – старпом озабоченно осматривал обшивку с полосой сурика ниже грузовой ватерлинии. – …или спецом выбросились на риф.

– С какой целью?

– От отчаянного нежелания идти ко дну.

Старпом произнёс это с расстановкой и такой непримиримостью к судьбе, что Муромцеву сделалось боязно.

– Я много хожу в этих водах, но такого рифа не помню, – он продолжал говорить размеренно. – Недавно поднялся. Кораллы не растут над поверхностью моря. Тут всё неестественно торчит, словно не образовалось само, а его наспех вытолкнули из глубин. Это признак образования нового района активности. Пришельцы готовят банку поближе к африканскому берегу. Теперь чертовски часто придётся обновлять карты.

Муромцев крюком зацепился за выступ и придерживал шлюпку.

– Здесь камни ходят, а воды горят, – сказал он. – Не исключено, что мы сейчас зашли в самый рассадник инопланетных выродков.

Старпом хищно прищурился.

– Небось, жалеешь, что отправился в экспедицию, а, салага?

– Нам всем пришлось не раз пожалеть, ещё не отойдя от пирса, – вздохнул лаборант. – Экспедиция как-то в поезде не задалась.

Старпом сделался серьёзен и тих. Вдали от «Чёрного песца» он вести себя стал по-человечески. Сенегальцы негромко переговаривались по французски. Денис заметил, что негры напуганы. Сам он никакой тревоги не ощущал. Было интересно, что ждёт их на борту «Моны Лизы», и ещё лаборант надеялся найти оружие.

Старпом заметил его настроение и сказал:

– Не боишься? Вот первый и пойдёшь.

«Эмигрант хуже интеллигента, – подумал Муромцев. – Лучше пришельцы, чем такие люди».

– Есть идти первым, – отрепетовал Денис.

Цепляясь крюками за камни, подтянули шлюпку к корме, просевшей в море. Когда Денис встал, планшир оказался ему по грудь. Лаборант подтянулся на подсогнутых руках, перекинул ноги через фальшборт.

В отличие от композитного «Чёрного песца», шхуна была железной и это чувствовалось во всём. Застряв носом между камнями, она на время отлива прочно встала на киль. Здесь не было покачивания палубы, к которому привыкли ноги на пиратском корабле. «Мона Лиза» была недвижна как сама твердь. Волны гулко ударяли в борт. Из открытого люка исторгалось глухое ворчание, словно где-то в трюме клекотала огромная глотка. Это волны и ветер вбивали через пробоину воздух. Что-то размеренно стучало о переборку, подчиняясь ритму океана. Из-под настила верхней палубы неслись всякие загадочные звуки, в которых отчасти угадывалась работа воды.

Негры один за другим перелезали через планшир. Передавали товарищу в шлюпке оружие, поднимались на борт, забирали автомат и фонарь. Оружие было без ремня, чтобы в крайнем случае можно было бросить и не пойти на дно вместе с ним.

Шлюпку зачалили за стойку леера. Уголёк вооружился крюком, сел на среднюю банку и оттолкнулся от борта, чтобы шлюпку не побило о судно волной и ветром.

– Тащи на палубу всё ценное, – гаркнул старпом. – Баклажан, Симон, Лерой, Гидроматрос, приказываю произвести досмотр грузового трюма. Баклажан старший. Гудрон, за мной!

Он поторопился, зная планировку судна, порыскать в каюте капитана. Муромцев взял у Уголька квадратный аккумуляторный фонарь и спустился в трюм. Негры боялись темноты, а он нет. В грузовом трюме стояли вскрытые ящики, валялся брезент, стропы, сети, брошенные в навал. Корабль вычистили до них. Не обращая внимания на неприглядные джутовые тюки, явно оставленные за полной ненадобностью, Денис нашёл люк в машинное отделение. Он надеялся отыскать там что-нибудь похожее на оружие, хозяйственный нож, отвёртку или стамеску. Чтобы можно было пронести на «Чёрный песец» и припрятать на всякий случай. Угнетение, настороженность и взаимная отчуждённость составляли правила бортовой жизни нового экипажа, к которым пришлось невольно привыкать. Муромцева тяготило пребывание в таком коллективе с голыми руками. Расчёт был, что обыскивать не станут, а, если найдут, сурово не накажут.

За ним уже кто-то шёл, следовало торопиться.

– Не доверяешь, так держи возле себя, – мстительно сказал Денис старпому, который увлёкся мародёрством далеко на жилой палубе.

Универсальный фонарь имел тридцать режимов работы, включая стробоскоп и пять прошитых в микросхеме сигналов азбукой Морзе. Муромцев переключил на внутреннее жёлтое кольцо диодов, дающее умеренно яркий, приятный для зрения свет. Озарять трюм ослепительным потоком белого сияния нужды не было.

Крен палубы был такой, что в машинном отделении сразу за комингсом стояла вода. Корпус главного двигателя косо уходил в чёрную гладь, по его покрытию можно было оценить глубину.

«Весь инструмент улетел туда», – Муромцев не сразу сообразил, что великое разнообразие заточенного железа хранится тут же, в кладовой.

Он стоял, навалившись на переборку, медленно и методично осматривая помещение.

Маленькое машинное отделение располагалось в середине корпуса. Основная масса полученной через пробоину воды перетекла в кормовые отсеки, о герметичности которых экипаж не заботился. Здесь слегка попахивало этанолом, и только. Топливные цистерны были расположены в отсеках двойного дна, спирт из них не испарялся или весь вытек в море. Воняло горечью сгоревшей проводкой и – остро специфически – просочившимся из лопнувших батарей аккумуляторным гелем. Было на удивление не душно для тропиков. Забортная вода охлаждала корпус, а с ним и воздух трюма.

В кругу света возникло что-то белеющее возле кормовой переборки. Муромцев сделал фонарь поярче.

Там плавал труп с торчащей из спины рукояткой ножа.

* * *

Молодой биолог был небрезглив. Он мог порыться в кишках трупа, если бы понадобилось.