— Что же было дальше?

— Однажды мама случайно услышала наш с Андреем разговор. Мы ведь от нее скрывали, что он снова залез в баснословные долги, и спасти его может только мое согласие выйти замуж за владельца казино. А тут все это разом вылезло наружу. Мамочка приняла сторону брата и тоже стала уговаривать меня принять предложение Клешнева. Я от нее этого никак не ожидала, — Света выдержала внушительную паузу. — Правда, потом оказалось, что у нее созрел план. И все, что мама сначала говорила, было рассчитано на Андрея, на то, чтобы он донес до Григория, что у того есть шансы на мне жениться.

— И что же это был за план? — полюбопытствовала я.

— Когда мы остались с мамой вдвоем, она сказала мне: «Дочка, нельзя быть такой прямолинейной. Нужно быть хитрее. Соглашайся на предложение Клешнева и тяни время. Так, по крайней мере, Андрея на месяц-другой в покое оставят». Я не сразу поняла, что задумала мама, и все еще пыталась сопротивляться. Но она гладила меня по голове и говорила: «Снежаночка, доверься мне, я все сделаю как надо. И тебе не придется идти в загс с Клешневым, и Андрею — долг выплачивать. Ты только капризничай побольше, тяни время, дай мне возможность все подготовить». И я поступила так, как мне посоветовала мамочка. Другого выхода у меня все равно не было. В тот же вечер Григорий пришел к нам со своими охранниками просить моей руки. Цветы принес, кольцо, деликатесы всякие, настоящее французское шампанское. Он стал говорить мне, что я давно ему нравлюсь, что он будто бы увидел меня в первый раз на катке и влюбился, потом мы еще на рынке пересекались, но я тогда была, по его словам, малолеткой, поэтому он ко мне и не подходил. А теперь, когда мне стукнуло восемнадцать, никаких преград нет.

— Так, может, он специально вашего брата поставил в такую безысходную ситуацию, чтобы к вам подкатить? — предположила я.

— Не знаю, все может быть. Клешнев неуклюже объяснялся мне в любви, а у меня от его слов мороз по коже шел. В общем, я стала тянуть время и сказала, что подумаю над его предложением. Он мне дал на раздумья три дня, я возразила — неделю. Через неделю я дала согласие, что выйду за него замуж, но свадьба должна быть обязательно, причем такая, как я захочу, и никакого секса до свадьбы. Григорий не возражал, и мы пошли подавать заявление в загс. Он, конечно, хотел, чтобы нас побыстрее расписали, но я настояла, чтобы нас поставили в общую очередь. День регистрации брака был назначен, и до него оставалось два месяца. Я стала ходить по свадебным салонам, подыскивая себе платье, фату, туфли и, конечно же, ничего не находила. Его люди таскались за мной, правда, на расстоянии. Уж не знаю, с какой именно целью — следить за тем, чтобы я не сбежала из города, или охранять меня, чтобы ко мне никто не подкатывал.

— Скорее всего, два в одном, — предположила я.

— Григорию доложили, что я не могу выбрать себе свадебный наряд, и он прислал мне каталог свадебных платьев, которые можно заказать по почте, тогда это было еще не так распространено, как сейчас. Мне волей-неволей пришлось что-то выбрать. Когда мой жених узнал, что меня ни один ресторан не устраивает, он сказал, что выпишет шеф-повара из Италии, а ведущим на нашей свадьбе будет любой столичный артист по моему желанию. В общем, для Клешнева не было никаких проблем, он любую мог решить с помощью денег.

— Завидный жених, ничего не скажешь, — саркастически подметила я.

— О да! — горько усмехнулась Света. — Ко мне он старался быть внимательным и нежным, если, конечно, к нему можно применить это слово. Периодически у нас были свидания. Мы ходили в кино, причем в зале, кроме нас, никого больше не было, потому что Григорий скупал все билеты. Он клал мне руку на плечо, и мне казалось, что от нее исходит холод. Мы гуляли с ним по парку, а за нами следовала целая куча его охранников. Во время одной такой прогулки Клешнев нарвал одуванчиков, преподнес мне этот букетик, прочитал какой-то дурацкий стишок и стал целовать. Я не знаю, как мне удалось не показать своего отвращения, но вот одуванчики я ненавижу с тех самых пор, как и все то, что связано с Григорием.

— Время, наверное, летело быстро? — Я подтолкнула Свету к дальнейшим откровениям.

— Да, быстрее, чем когда-либо. Я спрашивала маму, удалось ли ей что-то предпринять, она говорила всякий раз, что все будет хорошо. Чем меньше времени оставалось до дня, на который была запланирована регистрация нашего брака, тем меньше я верила в то, что мне удастся ее избежать. Нет, у меня и мысли не было, что мама меня изначально обманула, просто у нее могло ничего не получиться. Одни Григория боялись, другие его уважали, третьи от него зависели. Сам он мог решить любой вопрос либо силой, либо с помощью денег. А какие ресурсы были у нее? Никаких. Одно желание выручить своих детей из беды. Надо сказать, как только я согласилась выйти замуж за Григория, Андрея действительно оставили в покое. Вернуть ссуженные ему деньги и набежавшие проценты от него уже не требовали, но и в казино не пускали, чтобы он не копил новых долгов. После нашей свадьбы Григорий обещал подарить ему машину и устроить на какую-то денежную работу. Андрей говорил мне: «Снежанка, сеструха, ты уж не подведи! Я через тебя в люди выбиться могу». Признаюсь, я брата возненавидела.

— Еще бы!

— Примерно за неделю до свадьбы, — продолжила свой рассказ Светлана, — в казино была милицейская облава, там нашли оружие и наркотики, Клешнева и еще несколько его сподручных задержали. Я не сомневалась, что мама именно на это и рассчитывала. Сначала я не могла понять, как ей это удалось, только потом я узнала, что у нее был роман с одним милицейским начальником. Мама-то была вдовой, а вот он женат, поэтому они и не афишировали свои отношения. В общем, с его помощью у мамы получилось сделать практически невозможное. Только радоваться, что мой ад закончился, было рано. Очень велика была вероятность того, что адвокаты Григория отмажут.

— Неужели отмазали?

— Не смогли. Кое-кто в городе очень обрадовался такому неожиданному повороту событий и стал топить Клешнева дальше, чтобы завладеть его бизнесом. Всплыли какие-то доказательства того, что в середине девяностых Григорий, будучи участником ОПГ, убил какого-то бизнесмена. Еще его подозревали в том, что он отравил пиццей своего компаньона, чтобы стать единоличным владельцем казино, но доказательств этого было недостаточно.

— Так вот почему вы решили, что пицца отравлена?

— Да, это было бы в духе Клешнева. Отмазаться моему жениху не удалось, ему дали пятнадцать лет колонии строго режима. Пока он сидел в СИЗО, за мной продолжали следить его люди. Вряд ли Григорий сразу догадался, что я причастна к его задержанию. Скорее он надеялся, что дело развалится и его оправдают, после чего он выйдет на свободу и мы поженимся. По совету мамы, а точнее, ее друга, я делала вид, что переживаю за судьбу своего жениха. Сначала я носила Григорию передачи в СИЗО, потом присутствовала на суде и делала вид, что приговор меня сильно расстроил.

— Не сомневаюсь, что у вас это неплохо получилось, — заметила я.

— Примерно через год после суда, когда страсти улеглись, я уехала в Москву к своему дядьке по материнской линии. Он был человеком уже преклонного возраста, вдовцом. Дядя Дима преподавал в Строгановском училище. Он заметил у меня талант и сказал, что его надо развивать. Я поменяла имя Снежана на Светлану, поскольку крестили меня в детстве именно как Светлану. Уже с новыми документами я стала поступать в Строгановку, но не поступила. Сейчас я понимаю, что так и должно было произойти, потому что я не готовилась, думала, что у меня нахрапом получится, но не получилось. Я стала работать в училище ассистентом на кафедре декоративно-прикладного творчества, но при этом я посещала многие занятия и мастер-классы. Мне было это интересно, я жадно впитывала всю информацию. Дядя Дима тоже очень многому меня научил, — Света улыбнулась, вспомнив о чем-то приятном. — Однажды в метро я познакомилась с Антоном, он тогда учился на последнем курсе МГУ. Мы стали встречаться. Вскоре он сделал мне предложение, я согласилась и переехала в Тарасов.