— Любопытная штука, господин, — сказал Каппарах, крутой нравом пятидесятипятилетний вояка, всю сознательную жизнь проведший в военных походах и благоразумно вложивший все вырученные за награбленное добро деньги в покупку земельных угодий на границе с Саркидом. — Мне всегда казалась любопытной вот какая вещь: когда просишь солдат поднапрячься еще немного — насколько они смогут выложиться, зависит от причины. Если речь идет о необходимости защищать свои дома, к примеру, или сражаться за то, что они считают своим по праву, люди найдут в себе силы сделать даже невозможное. Да стоит заговорить о любых боевых действиях, они почти всегда готовы выложиться полностью. Видите ли, такие вещи они понимают, и никто не хочет прослыть трусом, бежавшим с бранного поля, или слабаком, отказавшимся идти вперед со своими товарищами. Подобные мысли сродни ключу к секретному арсеналу. Человек сам не ведает, какие в нем скрыты силы, пока не подступишь к нему с таким вот ключом. Но ремонтировать водохранилище в Кебине — нет, важности этого дела солдатам нипочем не понять, то бишь этот ключ к замку не подходит. Здесь дело не в «не хочу», господин, а в «не могу».

Войско уже снялось с биваков и построилось походным порядком, уже и дозорные были отозваны со своих постов, когда начальник стражи привел к Гел-Этлину прихрамывающего, перепачканного в крови горца. Совсем юный, почти мальчишка, он ошеломленно озирался по сторонам и постоянно подносил руку ко рту, слизывая кровь с рассеченных костяшек. Два солдата держали его под мышки, чтоб не удрал.

— Беженец с гор, господин, — доложил начальник стражи, салютуя на бекланский манер. — Говорит, в Гельте что-то стряслось, господин. Больше я ничего толком не понял.

— Мне сейчас не до этого, капитан, — сказал Гел-Этлин. — Отпустите малого и поставьте своих людей в строй.

Едва солдаты разжали хватку, горец повалился на колени перед Каппарахом, по всей видимости приняв того за главного из присутствующих старших офицеров. Он пролопотал несколько слов на ломаном бекланском, что-то про «плохих людей» и «огонь», но Каппарах перебил его, заговорив на горном наречии. Последовал быстрый диалог из вопросов и ответов, столь напряженный и отрывистый, что Гел-Этлин почел за лучшее не вмешиваться. Наконец Каппарах повернулся к нему:

— Думаю, нам следует хорошенько расспросить этого парня, прежде чем выступать к Кебину, господин. По его словам, Гельт был захвачен и сожжен каким-то войском, которое сейчас двигается к Бекле.

Гел-Этлин вопросительно развел руками с насмешливо-снисходительным видом, и остальные офицеры, недолюбливавшие Каппараха, льстиво заулыбались.

— Вы же знаете, какие у нас неприятности в Кебине, Каппарах. Сейчас не время… — Он оборвал фразу и начал снова: — Перепуганный деревенский мальчишка несет всякий вздор…

— Дело как раз в том, господин, что он не простой деревенский мальчишка. Он сын гельтского вождя, спасшийся бегством. Говорит, вождя убили фанатики, затеявшие какую-то религиозную войну.

— Откуда нам знать, что он действительно сын вождя?

— У него родовые татуировки на руках, господин. Он не посмел бы сделать такие для того лишь, чтоб обманывать людей.

— И откуда же явились захватчики?

— Он говорит, с Ортельги, господин.

— С Ортельги? — переспросил Гел-Этлин. — Но в таком случае мы бы знали…

Каппарах ничего не ответил, и Гел-Этлин быстро обдумал ситуацию — весьма затруднительную, ничего не скажешь. Несмотря на недавние донесения с Ортельги, нельзя исключать вероятность, что ортельгийское племя и впрямь собирается совершить набег на Бекланскую равнину. Если сейчас он поведет войско к Кебину, не вняв предупреждению, сделанному в присутствии старших офицеров, а набег все-таки состоится и здесь погибнут люди… Гел-Этлин направил свои мысли в другое русло. Если сейчас он поведет войско к Гельту, поверив истерическим словам какого-то деревенского юнца, произнесенным в присутствии старших офицеров, а Кебинское водохранилище с наступлением дождей разрушится из-за того, что для ремонтных работ не хватило рабочей силы… Эту мысль он тоже не стал додумывать до конца. Все выжидательно смотрели на него.

— Отведите малого туда, под навес, — распорядился Гел-Этлин. — Распустите строй, но проследите, чтоб люди не разбредались.

Получасом позже он понял, что это дело никак нельзя оставить без внимания. Умытый и накормленный, юноша овладел собой и, с достоинством сдерживая скорбь о собственных своих потерях, настойчиво заговорил об опасности, грозящей бекланцам. То была странная, но убедительная история. Громадный медведь, сказал он, появился на Ортельге — не иначе, приплыл, спасаясь от пожара на северном берегу Тельтеарны. Островитяне решили, что медведь этот предвещает исполнение древнего пророчества о том, что Бекла однажды падет перед непобедимым войском Ортельги, и под началом одного молодого барона подняли мятеж, в ходе которого обратили в бегство верховного барона и поубивали всех его сторонников. Если это правда, подумал Гел-Этлин, тогда понятно, почему бекланская армия не получила сообщений от своего осведомителя. Вчера вечером, продолжал юноша, ортельгийцы неожиданно появились в Гельте, предали его огню и убили правителя прежде, чем тот успел организовать оборону. Фанатичные и недисциплинированные, они легко захватили город и полностью подчинили жителей своей воле. На самом деле многие гельтцы, лишившись своих домов и средств к существованию, вступили наемниками в ортельгийское войско за ту плату, какую сумели выторговать. По словам юноши, свет еще не видывал людей, столь яростно рвущихся убивать и разрушать, как ортельгийцы. Они верили, что медведь — воплощение божьей силы, что он днем и ночью незримо следует вместе с ними, что он может появляться и исчезать по своему желанию и что в должный срок он уничтожит их врагов, как огонь уничтожает стерню. По приказу своего молодого командира — а он явно и отважен, и умен, вот только выглядел очень больным — ортельгийцы выставили вокруг Гельта часовых, чтобы новости не вышли за пределы города. Однако юноша под покровом тьмы спустился с отвесной скалы, отделавшись лишь глубокой ссадиной на руке, а потом за шесть часов ночи и раннего утра преодолел около десяти лиг через горы, которые знал как свои пять пальцев.

— Вот проклятье! — выругался Гел-Этлин. — Как он думает, каким путем они пойдут и когда здесь появятся?

Молодой человек не сомневался, что ортельгийцы пойдут кратчайшим путем и со всей возможной скоростью. Скорее всего, они уже выдвинулись. Помимо того что они рвутся в бой, у них с собой мало съестных припасов, поскольку в Гельте изымать было практически нечего. Если они не вступят в сражение в ближайшее время, то разбредутся в поисках пропитания.

Гел-Этлин кивнул. Он по собственному опыту знал, что с повстанческими и крестьянскими войсками всегда так: они либо сразу начинают боевые действия, либо бесславно распадаются.

— Похоже, далеко от Гельта они не уйдут, господин, — сказал Балаклеш, командир лапанского отряда. — Может, нам просто двинуться к Кебину и предоставить ортельгийскому войску благополучно развалиться с наступлением дождей?