Настасья Филипповна с любопытством обернулась к князю.

— Правда? — спросила она.

— Правда, — прошептал князь.

— Возьмете как есть, без ничего!

— Возьму, Настасья Филипповна…

— Вот и новый анекдот! — пробормотал генерал: — Ожидать быломожно.

Князь скорбным, строгим и проницающим взглядом смотрел влицо продолжавшей его оглядывать Настасьи Филипповны.

— Вот еще нашелся! — сказала она вдруг, обращаясь опять кДарье Алексеевне: — а ведь впрямь от доброго сердца, я его знаю. Благодетелянашла! А впрочем, правду, может, про него говорят, что… того. Чем жить-тобудешь, коли уж так влюблен, что Рогожинскую берешь, за себя-то, за князя-то?…

— Я вас честную беру, Настасья Филипповна, а не Рогожинскую,— сказал князь.

— Это я-то честная?

— Вы.

— Ну, это там… из романов! Это, князь-голубчик, старыебредни, а нынче свет поумнел, и всё это вздор! Да и куда тебе жениться, затобой за самим еще няньку нужно!

Князь встал и дрожащим, робким голосом, но в то же время свидом глубоко убежденного человека произнес:

— Я ничего не знаю, Настасья Филипповна, я ничего не видел,вы правы, но я… я сочту, что вы мне, а не я сделаю честь. Я ничто, а выстрадали и из такого ада чистая вышли, а это много. К чему же вы стыдитесь, дас Рогожиным ехать хотите? Это лихорадка… Вы господину Тоцкому семьдесят тысячотдали и говорите, что всё, что здесь есть, всё бросите, этого никто здесь несделает. Я вас… Настасья Филипповна… люблю. Я умру за вас, Настасья Филипповна.Я никому не позволю про вас слова сказать, Настасья Филипповна… Если мы будембедны, я работать буду, Настасья Филипповна…

При последних словах послышалось хихиканье Фердыщенка,Лебедева, и даже генерал про себя как-то крякнул с большим неудовольствием.Птицын и Тоцкий не могли не улыбнуться, но сдержались. Остальные просторазинули рты от удивления.

— …Но мы, может быть, будем не бедны, а очень богаты,Настасья Филипповна, — продолжал князь тем же робким голосом. — Я, впрочем, незнаю наверно, и жаль, что до сих пор еще узнать ничего не мог в целый день, ноя получил в Швейцарии письмо из Москвы, от одного господина Салазкина, и онменя уведомляет, что я будто бы могу получить очень большое наследство. Вот этописьмо…

Князь действительно вынул из кармана письмо.

— Да он уж не бредит ли? — пробормотал генерал: —сумасшедший дом настоящий! На мгновение последовало некоторое молчание.

— Вы, кажется, сказали, князь, что письмо к вам отСалазкина? — спросил Птицын: — это очень известный в своем кругу человек; этоочень известный ходок по делам, и если действительно он вас уведомляет, товполне можете верить. К счастию, я руку знаю, потому что недавно дело имел…Если бы вы дали мне взглянуть, может быть, мог бы вам что-нибудь и сказать.

Князь, молча, дрожащею рукой протянул ему письмо.

— Да что такое, что такое? — спохватился генерал, смотря навсех как полоумный: — да неужто наследство?

Все устремили взгляды на Птицына, читавшего письмо. Общеелюбопытство получило новый и чрезвычайный толчек. Фердыщенку не сиделось;Рогожин смотрел в недоумении и в ужасном беспокойстве переводил взгляды то накнязя, то на Птицына. Дарья Алексеевна в ожидании была как на иголках. ДажеЛебедев не утерпел, вышел из своего угла, и, согнувшись в три погибели, сталзаглядывать в письмо чрез плечо Птицына, с видом человека, опасающегося, чтоему .сейчас дадут за это колотушку.

— Верное дело, — объявил, наконец, Птицын, складывая письмои передавая его князю. — Вы получаете безо всяких хлопот, по неоспоримомудуховному завещанию вашей тетки, чрезвычайно большой капитал.

— Быть не может! — воскликнул генерал, точно выстрелил.

Все опять разинули рты.

Птицын объяснил, обращаясь преимущественно к ИвануФедоровичу, что у князя пять месяцев тому назад умерла тетка, которой онникогда не знал лично, родная и старшая сестра матери князя, дочь московскогокупца третьей гильдии, Папушина, умершего в бедности и в банкротстве. Ностарший, родной брат этого Папушина, недавно также умерший, был известныйбогатый купец. С год тому назад у него умерли почти в один и тот же месяц дваего единственные сына. Это так его поразило, что старик недолго спустя самзаболел и умер. Он был вдов, совершенно никого наследников, кроме тетки князя,родной племянницы Папушина, весьма бедной женщины и приживавшей в чужом доме.Во время получения наследства эта тетка уже почти умирала от водяной, но тотчасже стала разыскивать князя, поручив это Салазкину, и успела сделать завещание.Повидимому, ни князь, ни доктор, у которого он жил в Швейцарии, не захотелиждать официальных уведомлений или делать справки, а князь, с письмом Салазкинав кармане, решился отправиться сам…

— Одно только могу вам сказать, — заключил Птицын, обращаяськ князю, — что всё это должно быть бесспорно и право, и всё, что пишет вамСалазкин о бесспорности и законности вашего дела, можете принять как за чистыеденьги в кармане. Поздравляю вас, князь! Может быть, тоже миллиона полтораполучите, а пожалуй, что и больше. Папушин был очень богатый купец.

— Ай да последний в роде князь Мышкин! — завопил Фердыщенко.

— Ура! — пьяным голоском прохрипел Лебедев.

— А я-то ему давеча двадцать пять целковых ссудил, бедняжке,ха-ха-ха! Фантасмагория, да и только! — почти ошеломленный от изумления,проговорил генерал: — ну, поздравляю, поздравляю! — и, встав с места, подошел ккнязю обнять его. За ним стали вставать и другие, и тоже полезли к князю. Дажеотретировавшиеся за портьеру стали появляться в гостиной. Пошел смутный говор,восклицания, раздались даже требования шампанского; всё затолкалось,засуетилось. На мгновение чуть не позабыли Настасью Филипповну, и что всё-такиона хозяйка своего вечера. Но мало-по-малу всем почти разом представилась идея,что князь только-что сделал ей предложение. Дело, стало быть, представлялосьеще втрое более сумасшедшим и необыкновенным, чем прежде. Глубоко изумленныйТоцкий пожимал плечами; почти только он один и сидел, остальная толпа вся вбеспорядке теснилась вокруг стола. Все утверждали потом, что с этого-томгновения Настасья Филипповна и помешалась. Она продолжала сидеть и некотороевремя оглядывала всех странным, удивленным каким-то взглядом, как бы не понимаяи силясь сообразить. Потом она вдруг обратилась к князю и, грозно нахмуривброви, пристально его разглядывала; но это было на мгновение; может быть, ейвдруг показалось, что всё это шутка, насмешка; но вид князя тотчас ееразуверил. Она задумалась, опять потом улыбнулась, как бы не сознавая ясночему…

— Значит, в самом деле княгиня! — прошептала она про себякак бы насмешливо и, взглянув нечаянно на Дарья Алексеевну, засмеялась. —Развязка неожиданная… я… не так ожидала… Да что же вы, господа, стоите,сделайте одолжение, садитесь, поздравьте меня с князем! Кто-то, кажется, просилшампанского; Фердыщенко, сходите, прикажите. Катя, Паша, — увидала она вдруг вдверях своих девушек, — подите сюда, я замуж выхожу, слышали? За князя, у негополтора миллиона, он князь Мышкин и меня берет!