недостаточно триумфальным, то он или слепец, или лгун. От Маргариты Ивановны мы через Дмитрия Алексеевича получили только одно исчерпывающее сообщение: «Я хрюкала». Видимо, это означало, что она не пожалела о выборе.

Глава 19

Дмитрий Алексеевич подтвердил, что наблюдал настоящую истерию в продюсерском центре, по большей части веселую. Для реалити-шоу подобные аттракционы как золотая жила. Мы уже тогда знали, что претендуем на лидирующую позицию, поэтому потратили время до оглашения результатов на отдых. Вначале просто пришли, упали на кровать и сразу уснули. На софу никто не уходил, поскольку менеджер остался с нами и занял середину постели первым – он так сильно за нас переживал, что почти не спал трое суток, потому и вырубился за полторы секунды. Такая усталая групповуха никакого интима в себе не несла, а у нас не было сил зацикливаться. Потом Дмитрий Алексеевич выкарабкался из-под меня – видимо, ему не понравилась тяжесть моих конечностей – и уплелся восвояси. И, разумеется, после этого случилось страшное.

Я открыла глаза, чтобы в очередной раз сходить в туалет, и обнаружила себя на Славе, почти целиком. Он уже не спал, просто пялился в потолок. Я попыталась отпрянуть, но его рука удержала меня за плечо – она вообще там давно прилипла, чтобы я случайно во сне не отползла.

– Проснулась? – поинтересовался тихо.

Показалось, что нужно оправдаться, отшутиться – и этим убрать всю неловкость:

– Ой, прости, я снова во сне себя не контролирую. Кстати говоря, Дмитрий Алексеевич был намного мягче – у меня лодыжки на его жирке прям отдохнули.

– Не переживай, ты только ноги любишь на посторонних людей складывать. Полностью переползти я тебе помог.

Меня признание не порадовало:

– Даже не отрицаешь, хватает же совести! Зачем?!

Рука снова не позволила мне отстраниться. Если бы не безмятежный голос, то я могла бы себе придумать, что он лежал тут и бесстыдно наслаждался нашей близостью!

– Есть давно хочу. Там нам как раз обед принесли. Может, уже будем просыпаться?

– Так отпусти!

– При условии, что ты навсегда прекратишь со мной общаться в таком тоне.

– В каком?!

– Вот в таком. Ты как разговариваешь с будущим чемпионом «Битвы за любовь»? Или я, по-твоему, похож на какое-нибудь второе место?

На второе место ни в каком смысле он почему-то похож не был. Я все же вывернулась, уселась ему на живот и попрыгала, чтобы больше не смел использовать мое спящее и безотказное тело в своих интересах. Слава болезненно сморщился и выдавил:

– Повезло, что желудок пустой. Если сдвинешься чуть ниже, то мы случайно консумируем наши отношения, не снимая шорт.

Я проигнорировала намек и еще пару раз несильно прыгнула. Слава придержал меня за бедра и неожиданно переключился на абсолютно деловую тему:

– Следующий конкурс будет для нас с тобой самым сложным, почти прямая путевка на вылет. Ты же слышала объяснения Дмитрия Алексеевича?

Я замерла и призналась:

– Смутно. А что там – какой-то баскетбол? Сейчас вовремя будет сообщить, что я могу попасть в корзину примерно в одном броске из пяти?

– Да нет, там не баскетбол, а «самый честный баскетбол», в плане мяча ничего сложного, – терпеливо объяснил он. – Сегодня потренируемся. Нас привяжут на эластичные тросы: с одной стороны в корзине берешь мячик, прыгаешь вниз на батут, он тебя направляет к другой корзине. В принципе, так можно повторять, пока не устанешь. До трех промахов или одного неотвеченного вопроса.

Точно же, теперь и у меня взволнованная речь менеджера потихоньку всплывала в памяти. Там дело не в прыжках и попаданиях, а в том, что надо непрерывно и быстро отвечать на разные вопросы – общие, смешные, серьезные и сугубо личные. Само закидывание мяча в корзину служит скорее отвлекающим маневром: вопрос звучит на одной стороне, когда ты уже летишь вниз, батут подкидывает к корзине быстро – и надо дать ответ мгновенно, времени на размышления нет. Определять места будут исключительно по количеству набранных очков, просмотры и фанатская любовь не помогут, но странные ответы зрители запомнят – и это потом может аукнуться в других конкурсах. Именно поэтому даже Дмитрий Алексеевич сказал, что нам впервые надо действительно хорошо подготовиться, и вовсе не попаданию в корзину. Вслух я это сомнение и произнесла:

– А мы с тобой до сих пор мало что знаем друг о друге. Ответим противоречиво – и зрители нас сразу заподозрят в фальши.

– Вот именно. Поэтому окончательно просыпаемся, все-таки слезаем с меня и для начала едим. Придется общаться в режиме нон-стоп, чтобы успеть.

Я сползла с его живота и со смехом заметила:

– Представляю, как тебе будет сложно много говорить – особенно о себе самом.

Слава согласился:

– Я заранее в ужасе. Но на самом деле надо поблагодарить оргкомитет. Их мнение о нас все-таки изменилось, раз наш менеджер теперь узнает новости не последним. За шкирку на пьедестал пока не тащат, но хотя бы прекратили относиться как к аутсайдерам.

Слава не отлынивал, и в ближайшие несколько дней мы наперебой заваливали друг друга информацией. Поговорили о домашних питомцах и бабушках с дедушками, запомнили размеры одежды и обуви, перечислили любимые и ненавистные блюда, цвет носков и белья, фильмы, музыку, школьные годы и идиотские дворовые прозвища. В какой-то момент голова начала гудеть, а мне показалось, что я об Эдике настолько мелкие подробности не смогла бы выдать. Нет, я все еще помнила милую старую собаку Миклюков, которая умерла, когда мы учились в шестом классе, но ее кличка навеки стерлась из моей памяти – ведь мы тогда с Эдиком еще не начали встречаться, я просто видела, как он выгуливал ее на пустыре за нашими домами. Или Эд вряд ли вспомнит мою первую любимую книгу – и совсем не потому, что мы с ним недостаточно много общались. Подвох этого конкурса в том, что спросить могут что угодно, и некоторые вещи нереально держать в памяти даже при самых настояще-настоященских отношениях. Или мы неправильно поняли задание, и спрашивать будут совсем о другом?

Но Эдик с Тоней тоже готовились к подобному допросу, хотя они все же знакомы дольше и хотя бы в привычках друг друга безупречно ориентировались. Мой парень тащил бедную девушку в наше бунгало, потому что один он свернуть к нам под зорким оком вездесущих камер не мог – антихайпа ради. И именно он помогал с подготовкой лучше всего: рассказывал, как однажды я опухла от винограда, хотя до тех пор у меня никогда