Поселок был растянут, живых душ в нем хватало. «И эти люди многие десятилетия варятся в собственном котле? – недоумевал я. – Полностью себя снабжают, во всем самодостаточны? Возможно, у них есть кузня, но сомнительно, что сами шьют одежду и все такое. Как насчет пополнения общины со стороны? Почему бы и нет? Бывшие беглые каторжники, недовольные властями крестьяне, потом – дезертиры советской армии, зеки, сбежавшие из красноярских колоний. Всяческий сброд и их потомки (оттого и нет дефицита желающих помахать топором), а теперь – примерные братья по вере…»

Электричества, понятно, не было, топили дровами, еду готовили в печах. Воду добывали в колодцах и в реке. Они хоть знают, в каком веке живут? Утоптанные тропки, кое-где постриженная трава, курятники. На лугу вблизи речки паслись коровы. Что с ними было не так?

Опрятную избу в середине деревни опоясывал забор – единственная ограда на все поселение. На крыльце стоял внушительный детина в коричневой косоворотке. Волосы на лбу обвивала черная повязка. Он скосил глаза на Варвару, скабрезно ухмыльнулся (видимо, не чуждо ничто человеческое). Потом кивнул сопровождающим, схватил меня за ворот, втолкнул в избу, то же самое проделал с Варварой.

У тутошних воинов имелось даже огнестрельное оружие: древние охотничьи ружья, передаваемые, видимо, из поколения в поколение. В доме и на подступах я насчитал как минимум четверых, не считая тех, что волоклись за нами из пещеры. Нелепая мысль: а ведь их могло быть больше, не изувечь ты вчера целый отряд. Эти люди были в курсе, смотрели на меня исподлобья, и ясно, что бы сделали со мной, дай им волю.

Мы стояли в шаге от порога в просторной горнице. Сесть не предложили. В принципе, без роскоши – белые салфетки на столе и комодах, что-то вроде кушетки, закрытый шкаф. Несколько скромных меднолитых икон, расписанных в каноническом стиле, без византийского пафоса и буйства красок. Скорбный лик Христа, печальная Богоматерь. Лишенный украшательств восьмиконечный крест над иконами.

– Зиновий, они здесь, – прозвучал негромкий, исполненный почтительности голос.

В глубине дома раздавались женские голоса, лепетал ребенок. В подобных общинах сурово наказывают за прелюбодеяние. Но был ли хоть один наставник, который не имел бы нескольких наложниц?

Я покосился через плечо. Конвоиры вросли в пол, торчали с каменными лицами. Варвара опустила голову, тоскливо смотрела под ноги. Я готов был биться смертным боем, чтобы вытащить ее отсюда, но как? Оставалось терпеть, присматриваться.

Я поглядывал по сторонам. Субъект, к которому нас доставили, задерживался. Явно важный человек – полновластный наставник своих единоверцев.

Слева в дальней стене был узкий коридор, справа широкий проем, за ним еще одна комната. Беленые стены, неровный деревянный пол, угол русской печи с забеленным дымоходом. На полу между печкой и стеной стояли ведра, глиняные горшки. Я вздрогнул: на полу, задвинутый в угол, стоял… тот самый саркофаг, вокруг которого в последние дни было сломано столько копий! Намокла спина, дыхание перехватило. Это, безусловно, был тот самый саркофаг. Его снимки, сделанные Василием Злобиным, я видел у Сергея Борисовича! Вполне компактный, семьдесят на сорок и еще сорок в высоту, явно из мрамора – серо-голубой, с вкраплениями белого. Ни о чем не говорящий барельеф на нижнем утолщении, такой же узор на верхней окантовке. Он смотрелся внушительно, солидно, несмотря на малые габариты. Саркофаг закрывала глухая крышка, прикрепленная к корпусу с помощью замазки. Снимать ее явно не пытались – почему, интересно? Что эти люди могут знать о древних легендах, о голубоглазых мертвецах, плавающих в розовом растворе, и связанных с ними проклятиях? Почему не открыли?

Зудела кожа на плечах и затылке. Я взглянул на Варвару. Она кивнула – тоже видела. И на нее артефакт произвел впечатление. Вообще, нормальные люди? Отняли артефакт, зарубив четырех человек, притащили в поселок и бросили под печку.

А чем плохое место – под печкой у руководителя и идейного вдохновителя секты? Я мог ошибаться, но слово «хранители» обретало некий (впрочем, еле уловимый) смысл.

Донеслось утробное курлыканье, и в проеме возникла маленькая кривоногая девочка в грубом платьишке. Сначала она просто высунулась, показала язык. Ей было годика четыре. Волосы смешно торчали в разные стороны. Она исчезла, потом опять зашлепали ножки. Она тащила страшноватую соломенную куклу – видимо, ясно солнышко, у которого в этот день абсолютно не было настроения. Но девочка любила свою игрушку. Она уселась рядом с саркофагом, водрузила на него соломенное пугало и стала с ним смешно разговаривать, грозя пальчиком. Потом схватила куклу, стала трясти, ударила головой о древнюю реликвию, опять усадила.

Я упустил момент, когда из левого коридора возник этот тип. Он смотрел на нас насмешливо, и при этом очень пристально. Рос колючий ком в горле, голова превращалась в чугунную бобину. Такое состояние, что он переселился в мой мозг и ковыряет серое вещество, отрывая от него кусочки…

«Зиновий, мы привели их».

Нормальное русское имя, пусть и недостаточно популярное в наши годы…

Мужчина явно засиделся в ожидании конца света. Ему давно перевалило за семьдесят. Худой, жилистый, ниже среднего роста – из тех, что можно вырубить одним ударом. Тонкая серая кожа, затейливо иссеченная морщинами, маленькие узкие глазки, цепляющие, как репейник, козлиная борода из таких же тонких волосков, что остались на голове. Ватные штаны, босые ноги, черная косоворотка с широкими карманами. Явно человек в домашней обстановке. И страшненькая девчонка с соломенной игрушкой – возможно, дочка, но скорее всего, внучка…

– Здравствуйте, Зиновий, – смиренно произнес я, не дожидаясь, «пока начнется».

Что-то заблестело в его глазах. Дернулась охрана. Первый блин явно комом. Ну, конечно, что позволено Юпитеру…

– Замолчи, еретик, – произнес он бархатным (явно натренированным) голосом, – будешь говорить, когда я скажу. Федот!

Объявился сухощавый субъект с рыбьим лицом, что-то сунул вожаку и испарился. Это были наши с Варварой документы: паспорта граждан Российской Федерации, водительские удостоверения, документы на «Террано», моя лицензия на занятие частной детективной деятельностью. Он взял их так, словно ему предложили подержать засохшую фекалию. Человеку было неприятно. Он отставил бумаги от лица, перелистывал их с таким видом, словно они были пропитаны нервнопаралитическим ядом. Потом отбросил на пол – что мне крайне не понравилось, и Варваре тоже, судя по расстроенному «цоканию».

– Мы можем что-нибудь сказать? – поинтересовался я.

– Говорите, – тип поморщился, – расскажите о себе. Как вы пришли в наши края, зачем вы сюда пришли, кто вас прислал. Говорить только правду. Будете лукавить – я пойму.

А ведь понял бы, вздумай я соврать. Зиновий обладал повышенным магнетизмом и видел насквозь. Казалось, меня выворачивают наизнанку и раскатывают в лепешку. Я жарко объяснял, кто мы такие – фактически не врал. Люди приехали за экспонатом для музея и вдруг пропали. А мы – детективы, работаем по найму, ни о каком экспонате не ведаем, кроме того, что он похож на мраморный ларец (вроде того, с которым балуется ваш очаровательный ребенок). Нам не нужен этот проклятый сундук, нам нужна информация о наших пропавших людях! Именно с этой целью мы здесь.