– Так что, оставить сайт в покое?

– Пока да. Было бы здорово заполучить секретный пароль, но об этом приходится только мечтать! Попробую провентилировать еще раз знакомых погибшей – вдруг кому-то из них что-то об этом известно?

Когда Осипов ушел, немного расстроенный, как показалось Алле, она принялась размышлять.

Что известно на сегодняшний момент? Что погибла молодая девушка, работница органов опеки и попечительства. Что у нее были странные отношения с соседом, который ранее за ней ухаживал, но способ убийства слишком уж замысловатый для такого, как он… Да и могли он так сильно обозлиться на бывшую девушку, чтобы попытаться ее убить?

Если бы речь шла о спонтанном убийстве, можно еще согласиться, но оно, совершенно определенно, было запланировано, причем убийца попытался обставить все как самоубийство. Нет, вряд ли Токменев виновен в чем-то, кроме дебошей и скандалов.

Теперь о работе. Получала ли Ямщикова угрозы, как некоторые ее коллеги? Надо и это проверить. С другой стороны, мать наверняка упомянула бы об угрозах… Если, конечно, Лида рассказывала. Может, она не хотела расстраивать и пугать мать? Кто тогда может быть в курсе – подруги? В общем, пока мало что проясняется. И еще: каким образом подпись Лиды оказалась на акте об изъятии детей Карпенко, раз она все время сидела в кабинете? А теперь этот странный сайт, меняющий названия, как модница наряды…

Оставалось надеяться, что разговор с Карпенко добавит кусочков к головоломке, над которой бьются Алла и ее команда. Пока – безрезультатно!

* * *

– Какой-то ты потрепанный! – заметил Иван Гурнов при виде Мономаха.

Тот только рукой махнул – ну, не в настроении он рассказывать о столкновении с громилой и о договоре с Диду.

– Работы много, – добавил Мономах, видя, что патолог не удовлетворился его неопределенным жестом. – Достало все!

– Поним-а-а-аю, – протянул Гурнов, но лицо его при этом выражало сомнение.

– Ты звал меня, чтобы понизить мою самооценку или у тебя есть что рассказать?

– Одно другому не мешает, знаешь ли… Проблема в том, что рассказывать нечего, могу лишь констатировать факт: мы зря вломились в дом Протасенко!

– Значит, источник мелиоидоза не там?

– Определенно нет. Так что будем делать дальше? Мономах задумчиво потер подбородок, ощущая под пальцами начавшую прорастать щетину: это не дело, нужно побриться!

– Слушай, – сказал он, внезапно озаренный мыслью, – помнишь, я нашел у Протасенко брошюры с рекламой операций по увеличению груди?

– Те, что из нашей больнички?

– Если предположить, что Протасенко делали грудь у Каморина…

– Да чего тут предполагать – можно же просто-напросто спросить, – перебил Мономаха Гурнов.

– Верно, можно. Так вот, что, если проблема в имплантах? Вдруг они заражены… каким-то макаром?

– Ты хотя бы представляешь себе, что бы это означало?! – пробормотал Иван.

– Это означало бы, что множество врачей, использующих такой вид имплантов – ну или импланты из какой-то определенной партии – неосознанно подвергли, и подвергают, пациентов смертельной опасности. Но мы же можем предположить, верно?

– Ты же понимаешь, что импланты младшей Протасенко бесполезны для исследования, да?

– Но ведь можно проверить другие!

– Ты хочешь прийти к Каморину и прям ему в лицо заявить: «Мы считаем, что у тебя тут отравленные сиськи?!»

– Ну., да, как-то так. Если этого не сделать, может пострадать куча народу!

– Я – пас: после похищения ключей у нас с Камориным никаких отношений нет, поэтому я не рискнул бы с ним связываться…

– Похищения?!

– А как, ты думаешь, я заполучил их?

– Ну, ты… совсем с ума спятил!

– А вы вроде приятельствуете?

– Ну, можно и так сказать, – вздохнул Мономах. – Надеюсь, так оно и останется после нашего с ним общения на эту тему!

Но внутренний голос говорил Мономаху, что надеется он напрасно.

* * *

Алла, как обычно, сидела на подоконнике, глядя на Невский проспект в сгущающихся сумерках. Они уже не такие плотные, как осенью или зимой, ведь близился апрель с его короткими периодами потепления и дождями, смывающими черный от копоти и выхлопных газов снег. Фонари включились, и поток машин внизу, казавшийся бесконечным в эти часы, длинной блестящей лентой на средней скорости двигался по главной артерии города. В руке Алла держала бокал красного вина, купленного Дмитрием по дороге. Несмотря на то что сам он находился всего в двух шагах, ее мысли витали далеко от этой комнаты.

– Эй, ты со мной? – услышала она голос любовника, доносившийся словно бы издалека.

– А? – переспросила Алла, отвлекаясь от размышлений.

Он поднялся из кресла, в котором сидел, приблизился и опустился рядом на подоконник. Его длинное, худое тело, казалось, заняло все пространство от стены до стены, оставив ей лишь крошечный кусочек, в котором едва хватало воздуха.

– Послушай, – сказал он, – если бы ты поделилась своими проблемами со мной, может, пришла бы к какому-то полезному выводу?

– Ты взаправду так считаешь?

– Говорят, что проговаривание вслух улучшает мозговую деятельность.

– Ну что ж… Тогда слушай, – Алла поставила бокал между ними и на несколько секунд прикрыла глаза, соображая, с чего бы начать. Затем она выложила сыщику все, что ей рассказал Мономах.

Негойда только присвистывал в самых животрепещущих местах, а когда она закончила говорить, произнес:

– Ну, знаешь, твой этот Пилюлькин – тот еще авантюрист! И как, спрашивается, он умудряется вляпываться в истории, причем по нескольку за раз?!

– Это потому, что ему не все равно, – вступилась за Мономаха Алла.

И еще ей не понравилось, что Дмитрий назвал его «Пилюлькиным» – хоть это прозвище и принадлежит перу известного детского писателя Носова, ей показалось, что по отношению к Мономаху оно звучит уничижительно.

– Он мог бы заниматься своей непосредственной, врачебной, деятельностью и оставить все проблемы пациентов им самим, компетентным органам или начальству, – продолжала она. – Мало кто может похвастаться такой отзывчивостью к проблемам других людей, тебе не кажется?

– Почему же, мало кто? – пожал плечами Дмитрий. – Вот ты, к примеру, тоже помогаешь людям, верно?

– Только вот я делаю это по обязанности… вернее, потому что мне положено по роду деятельности, а он – из человеческого участия, чуешь разницу?

– Ну да, я понял, он – ангел! – фыркнул Дмитрий.

Алла отлично понимала, что он просто ревнует, но не могла остановиться, защищая Мономаха.