Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я по маленькому.
– Ну не хватало нам с тобой еще медвежью болезнь подхватить. Так что, подводя итоги, можно сказать, что твои с ним отношения движутся в правильном направлении. Еще что-то было?
– Было. И я рассказала, что Олег жаловался на хозяина и на те дела, в чем его обвиняют. Ну и что хозяин был возмущен наглостью тульского мужика в отношении его отца и приказал убрать его.
И тут Алька аж потемнела от изумления.
– Он тебе это рассказал?
– Ну он уже хорош был. И не очень контролировал себя. После этих жалоб сразу уснул. А утром встал, откушал кофе и помчался в суд по поводу его экстрадиции. А меня подвез до аэропорта сотрудник НК, какой-то Миша. Вот и все.
– Ой, подруга, ой бедная ты моя, – запричитала Алька.
– Ты что запричитала? Я вообще не хотела тебе про это рассказывать, сама знаешь почему.
– Хорошо, что рассказала. Простота ты моя библейская. Нет, ты что, не понимаешь, что произошло?
– Да что ты меня пугаешь, что тут такого? Про это вся пресса болтает. По телевизору показывают. Его же в этом и подозревают.
– Неужели не понимаешь?
– Не понимаю.
– Одно дело – болтают. И совсем другое, когда тебе главный киллер НК в этом признается. Уловила, балда? Ведь нас будут вызывать в качестве свидетелей. Он про это великолепно знает. Будут допрашивать. И ты можешь быть важным свидетелем.
– Так я не собираюсь об этом никому говорить, вот кроме тебя. Ты же знаешь.
– А ты помнишь, что сказал папа Мюллер в том сериале? Знают двое, значит, знает свинья. А он понимал толк в следствии.
– Ну ты же не будешь болтать? – я и правда струхнула.
– Ты просто не должна была мне об этом говорить. Впрочем, правильно сделала, что сказала.
– Да я со страху. Сама запугает человека, а потом упрекает.
– Конечно, я – могила, и ты – могила. Но он-то про это не знает. Он-то знает, как люди раскалываются. Дятел – могила. Но ведь кто-то показал на все на это. И завертелось. И возникло это тульское дело. Ой, подруга, я удивляюсь, что ты еще добралась до Кипра.
– Ты что, с ума сошла? К тому же он ничего не помнит.
– Дай бог, если не помнит. Не помнит, а вдруг вспомнит. У пьяниц память не сразу просыпается. Но все равно просыпается. Будет думать о своих страхах, будет прокручивать, а он о них постоянно думает, не железный. И вдруг – бац, вспомнил. У меня, между прочим, по психологии пятерка.
Я и вправду уже тряслась от страха. Хотя не верила, что Олег может так поступить со мной.
– Ну и что делать, подруга, что делать. Может, обойдется?
И тут Алька выдала:
– Я считаю, что тебе нужно немедленно, ты поняла, немедленно улетать в Москву.
– Ты что рехнулась?
– Ты оглянись. Сколько народу по делу НК ушли на тот свет?
– А я-то тут при чем? Я-то при чем?
– А при том, что он передал тебе разговор с самим хозяином. Понимаешь, ты можешь привязать к убийству и самого хозяина. Ведь этот тульский убиенный был у отца хозяина. А через месяц его убивают. Это же мотив, да еще какой мотив. У нас на факультете все в недоумении, что хозяина не привлекают за убийство. Если ты ничего не понимаешь, то вспомни разные там голливудские фильмы. Там главное – мотив, и для них достаточно этого, чтобы посадить на электрический стул. Ну что-нибудь косвенное наберут, какую-нибудь чушь. И готово: сидит человек на стуле и дымится. А тут мотив, да еще какой. Целый мотивище. И ты – свидетель, который передает разговор обиженного и возмущенного действиями хозяина главы его безопасности. И все. И сидит хозяин пожизненно. Ты это понимаешь?
– Алька, ну не пугай, – взмолилась я.
– Да я сама напугана не меньше тебя. Потому что теперь я уже про этот разговор знаю. Я сама уже дрожу.
Мы подавлено замолчали. Она и вправду перепугала меня до смерти. И главное я вижу, что она и сама искренне боится.
– Алька, ну что делать? В море топиться что ли? Вода еще холодная.
И тут Алька говорит совершенно серьезно, даже мрачно.
– Тебе немедленно надо лететь в Москву. Немедленно.
– Когда немедленно? Прямо сейчас что ли?
– Именно прямо сейчас, не появляясь в отеле. И не возражай, а слушай. Ты сейчас, не доезжая до отеля, выйдешь. Скажешь, что тебе нужно. Я еду в отель, собираю твои вещи, ты ждешь меня, и мы вместе едем в аэропорт. А я в отеле узнаю расписание на Москву.
– Может все-таки не надо, Алька? Может это лишние страхи?
– Да ты что, подруга. Я тебе говорю, что я и сама боюсь. Ведь если что, здесь придушат или утопят в холодной морской воде запросто. И в Москве могут, но там уже все сложней. И для них большой риск.
– Ну действуем, подруга.
Мы остановили автобус у кафе. Я вышла и по схеме Альки пошла уже в другое кафе. А она поехала в отель. Через пятнадцать минут она вернулась, мы взяли автомашину и помчались вновь в аэропорт.
8
Нам повезло, самолет на Москву был через два часа. Билеты мы взяли без всяких трудностей. И пошли перекусить, так как я, несмотря на все волнения, изрядно проголодалась. Заказали покушать. Алька категорически настояла, чтобы мы взяли по сто пятьдесят коньку, конечно, на каждую.
– Сопьемся мы с тобой, подруга, – говорю.
– Ни черта мы не сопьемся. Когда постоянно стрессы, алкоголь, тем более коньяк, к организму не пристает. Вспомни Великую Отечественную. Там полагалось каждому по сто граммов ежедневно. И армия победила. И за всю войну ни одного алкоголика. Это уже при сытой жизни пить начали от безделья.
Мы, как уже по обычаю, первую налили чуть ли не половину. Чтобы без всяких затравок дошло до самого насмерть перепуганного сознания.
– Слушай, – будто очнулась Алька. – Мы же совершенно забыли про КПЗ и обезьянник. Подруга, тебя же там трахать будут, как нас пугали адвокаты. Поэтому приготовься, дорогая.
– Всегда готова. Может повезет, мент достанется. Увидят, что приличная женщина, к тому же генеральный директор. У меня, между прочим, удостоверение генерального с собой. С печатями фирмы. Какой-нибудь начальник и пожалеет. К себе возьмет в кабинет. Как помнишь, в той песне белогвардейской: «И девочек наших ведут в кабинет».
– Я думаю, это они лапшу на уши вешали. Для слабонервных. Мы же свидетели. И задерживать нас нет оснований. Ты находилась в ежегодном отпуске. Никуда не скрывалась и сам факт возвращения – это признак твоей
