В четверть пятого я дошел до телефона-автомата и набрал номер отделения СВАПО в Виндхуке. Ответил мне женский голос.

– Могу я поговорить с Лукасом Огомо? Очень срочно.

– Минутку, пожалуйста.

Я вздохнул с облегчением. По крайней мере, она не сказала, что Огомо нет или, того хуже, он за границей. Через минуту в трубке раздался другой женский голос:

– Простите, кто говорит?

За сто лет господства белых намибийцы точно усвоили одно достижение нашей цивилизации – умение ограждать начальство от нежелательных звонков.

– Друг Бена Тзенонга, из Англии.

В трубке послышался неожиданно высокий мужской голос:

– Огомо слушает. Кто говорит?

– Я друг Бена Тзенонга, из Англии.

– Что вам нужно? – В голосе звучало напряжение.

– У меня сообщение от Бена. Мне нужно поговорить с вами наедине. Очень срочно. Я в опасности.

– Хотите приехать сюда?

– Не стоит.

– Тогда где и когда?

– У вас есть машина?

– Конечно.

– Выезжайте на шоссе Оканджа, сверните в сторону Отдживарондо. Примерно через три мили вы увидите по правую сторону дороги бар, он называется «Остановка на пиво». Еще ярдов через четыреста – съезд направо, на проселок, с указателем «Отджосунду». Сверните туда. Сразу после поворота слева на обочине увидите припаркованный желтый «Датсун». В «Датсуне» буду ждать вас я. Выходите из машины и садитесь в машину ко мне. Если вы приедете не один, я пойму, что что-то не так, и сразу уеду.

– Понимаю, – ответил Огомо. Судя по голосу, не понял он ничего, однако верно повторил мои указания.

– Сегодня вечером, в половине десятого.

Я повесил трубку и вернулся в отель. Все свои покупки спрятал в багажник, кроме шприцев, которые взял с собой в номер. Здесь открыл чемодан, достал из него маленькую черную коробочку с двумя плотно закрытыми пузырьками, надписанными названиями химикатов. Жидкостями из пузырьков наполнил два шприца, остаток жидкостей вылил в раковину, а пузырьки тщательно вымыл. Затем убрал шприцы в полиэтиленовый пакет вместе с одной из купленных мною салфеток, тщательно запечатал и сунул в карман куртки. Снаружи уже начало темнеть, а мне хотелось попасть на место до темноты – проверить, все ли там как следует, не упустил ли я чего, когда проезжал мимо.

Поездка заняла минут сорок. Место оказалось вполне подходящим. Бар, возле которого коротали время две потрепанные машины и скелет велосипеда, никак нельзя было назвать центром вселенной, а других зданий поблизости не было. Я отвел «Датсун» подальше от дороги, выключил фары и приготовился ждать темноты. Вечер был теплый и душный; стояло новолуние, к большому моему удовольствию, – для того, чем я планировал заняться, свет не требовался.

Прошло минут десять; тишину разорвали скрип и бряцанье велосипедных цепей, и мимо меня проехала по дороге группа велосипедистов. Они скрылись во тьме, и снова наступило молчание.

Когда вокруг стало темно, как в погребе, я вывинтил лампочку в салоне автомобиля. Затем извлек из багажника манекен, собрал его и посадил за руль. Достал пакет со шприцами, извлек их, один завернул в салфетку и снова спрятал в карман. Другой, вместе с лейкопластырем, положил на пассажирское сиденье. Оставалось лишь надеяться, что мимо не проедет полицейский патруль, а если проедет – не станет заглядывать в машину. Одному Богу ведомо, что подумают копы, увидев, как ширяется манекен.

Пешком я вернулся к дороге, выбрав место, откуда открывался обзор в трех направлениях. В «Остановке на пиво» погасли огни, машины и велосипед исчезли.

На дороге появился грузовой пикап с несколькими людьми в кабине; я попятился в кусты, чтобы не быть замеченным в свете фар. Грузовик заехал во двор «Остановки», и я услышал ворчание и ругань: как видно, проезжающие надеялись, что бар будет открыт. Затем они уехали. Я подошел к бару сам: дверь заперта, на окнах ставни. Сняв пистолет с предохранителя, обошел бар кругом, но никого и ничего не увидел – и вернулся на свой пост.

Я от души радовался, что «Беретта» со мной, и мысленно благодарил Траута и Трамбалла за приспособление, позволяющее повсюду возить ее с собой. Умельцы сконструировали плечевую кобуру, которая, если собрать ее особым образом, делает пистолет ни на вид, ни в рентгеновских лучах неотличимым от 8-миллиметровой кинокамеры с пистолетной ручкой. Это приспособление не раз обманывало охрану в аэропортах.

В девять двадцать пять темноту впереди прорезал яркий свет фар. На несколько секунд фары исчезли, затем вновь прорезали тьму, уже ближе ко мне, и послышался шум мотора. Две минуты спустя показалась «Тойота»; она сбросила скорость, повернула на дорогу к Отджосунду и медленно съехала на обочину. Тихо, как только мог, держась в тени кустов, я бегом бросился туда, где оставил машину. «Тойота» встала так, что светила своими фарами прямо на «Датсун» и на фигуру за рулем: не знай я, что это манекен, – сам решил бы, что в машине сидит человек. Водитель вышел из «Тойоты» и двинулся к «Датсуну». Я выхватил из кармана тряпку и выдавил в нее все содержимое шприца. Держа тряпку в левой руке, побежал за гостем – резиновые подошвы позволяли мне двигаться совершенно бесшумно. Пробегая мимо «Тойоты», бросил взгляд в салон, чтобы удостовериться, что гость не привез кого-нибудь с собой, – там никого не было.

Я подождал, пока он возьмется за ручку дверцы «Датсуна» со стороны пассажирского сиденья, – и тогда обхватил его сзади и приложил к носу тряпку, пропитанную хлороформом. Должно быть, от шока он вдохнул глубже обычного, потому что вырубился мгновенно. Я сразу его узнал – не зря сегодня в библиотеке разглядывал фотографии: это был Лукас Огомо.

Я снял с него куртку, закатал правый рукав рубашки, уложил на заднее сиденье «Датсуна» и крепко связал ему руки и ноги. Затем взял шприц и подождал, пока он начнет шевелиться.

Во втором шприце находилась бледно-желтая жидкость – сильное успокоительное под названием пентотал. Как только Огомо зашевелится, я вколю ему достаточно пентотала, чтобы он впал в расслабленное состояние безмятежного счастья – последняя остановка сознания перед сном, состояние, в котором человек полностью расслабляется, и мозг его отключает все сдерживающие центры.

Заворочался он только через пятнадцать минут. Я всадил ему в руку иглу и вколол щедрую дозу волшебной микстуры. Глаза бедолаги закатились. Я закрепил шприц у него на руке лейкопластырем.

– Здравствуй, Лукас.

– А. привет.

– Хорошо тебе, Лукас?

– Ага. Очень хорошо.

– Что ж, расслабься и наслаждайся покоем.

– Ага. Ага. Где это я? И почему не могу пошевелиться? Что происходит?

Он начал паниковать. Я нажал на поршень – и Лукас немедленно расслабился.

– А какая, к черту, разница, – блаженно пробормотал он. – Здесь отличное местечко!