— А что касается применения моей магии против Лахлана во дворе, то ты, Сирена, не хуже меня знаешь, что если бы я хотела убить его, а не просто помешать причинить вред детям или мне, я могла бы сделать это… просто вот так, — сказала она и щелкнула пальцами в сторону Лахлана.

Она устала защищаться и выслушивать, как он порочит ее репутацию.

Джейми переглянулся с Алексом, кивнул, и они оба, опустив мечи, пошли к двери.

— Вот видишь, — фыркнул Лахлан, — даже дети не хотят стать на твою защиту после того, как узнали, что ты сделала.

Эванджелину что-то кольнуло в сердце. Хотя мальчики, вполне понятно, не могли защитить ее, их поддержка была ей приятна.

— Нет, — наморщив лоб, Джейми посмотрел на дядю, — мы просто проголодались. Мы забыли, что Эви не нужно, чтобы мы оберегали ее. Она может просто сделать вот так, — он щелкнул пальцами в направлении Лахлана, — и превратить тебя в жука или, — он хихикнул, — заставить летать. Видел бы ты себя, дядя Лахлан!

Алекс весело засмеялся, когда его брат изобразил летящего в воздухе Лахлана, а Эванджелина опустила взгляд к Деревянному полу и прикусила губу.

— Нечего дразнить своего дядю. Сейчас же уходите отсюда, — распорядился Эйдан.

Мальчики сердито посмотрели на Эйдана и быстро пошли к двери, когда он сделал вид, что встает с дивана.

— Эви, — сказал Джейми, прежде чем закрыть за собой дверь, — если дядя Эйдан снова будет кричать на тебя, преврати его в жабу.

— Вон! — рявкнул Эйдан.

Дверь снова приоткрылась на дюйм.

— И если ты это сделаешь, не забудь прийти позвать нас. Мы можем использовать его как наживку, когда пойдем на рыбалку.

Эйдан вскочил, и Джейми, взвизгнув, захлопнул дверь.

— Это не смешно, Сирена, — буркнул Эйдан.

— Нет, конечно, нет, — вытирая глаза, согласилась с ним жена и с серьезным видом посмотрела на Эванджелину. — Эванджелина, никто не может желать лучшего друга, чем ты. Ты всегда была со мной. Ты защитила меня, не заботясь о собственной безопасности. Я знаю тебя лучше, чем все остальные в этой комнате. — Бросив на Лахлана строгий взгляд, она взяла руку Эванджелины в свои. — И именно поэтому я знаю, что в душе ты действительно веришь, что поступила правильно. Но даже ты должна признать, что на этот раз зашла слишком далеко.

— Сирена, что ты говоришь? Я…

Невыносимая боль возникла в груди Эванджелины.

— Нет, позволь мне договорить. Тебе важно понять, что в своем стремлении доказать, что твой отец и все остальные не правы, ты слишком остро реагируешь и видишь опасность там, где ее не существует, тем самым подвергая риску других.

Комнату окутала туманная дымка, и Эванджелина, проглотив комок в горле, зажмурилась.

— Я не зло, Сирена. Я действительно верю… верила, что у меня нет выбора.

— Нет… нет, Эванджелина, мы не считаем, что ты зло, — твердо сказала Сирена, сжимая ей руку.

— Лахлан считает. — У нее сжалось горло, но она, обведя взглядом его семью, вытолкнула из себя эти слова: — Простите за боль, которую я причинила Йену. Мне хотелось бы сказать ему это, если вы позволите.

— Да, конечно, — сказала Сирена, получив от Рори кивок в знак согласия.

— Спасибо вам.

Эванджелина пошла к двери, призывая к себе свою магию, но даже теплое свечение больше не успокаивало ее.

— Ты сказал ей, что она зло? — Сирена, подойдя к Лахлану, уперлась ему в грудь острым ногтем.

— Нет. — Он вздрогнул и сильнее вжался в диван. — Господи, Сирена, она же бросила Йена умирать.

Горячее оправдание собственных поступков теперь, после того как он выслушал объяснения Эванджелины, больше не казалось ему справедливым.

— Ты заставил ее плакать, а Эванджелина никогда не плачет!

— Я не заставлял ее плакать.

Но он довел ее до слез.

— Лахлан, ты это исправишь. Ты извинишься перед своей женой, и мы устроим праздник и примем ее в семью. Безусловно, даже ты должен признать, что Маклауды очень много значат для Эванджелины, и она никогда специально не стала бы причинять им вред. А если ты думаешь иначе, то ты дурак.

— Ты можешь так говорить, потому что она никогда не донимала тебя, не дразнила и не выводила из себя, доводя почти до сумасшествия, — огрызнулся Лахлан, не обращая внимания на тупую боль в груди. — И мне чертовски надоело, что все называют меня дураком!

— Она меня защищала! А если она донимает тебя, то только потому, что ей необходимо знать, что ты достаточно заботишься о безопасности фэй. — Сирена, по-видимому, выпустила пар. — Лахлан, неужели ты не понимаешь? Ведь она живет в тени зла, сотворенного ее матерью, и изо всех сил старается его исправить. Она просто не сознает, что это не в ее силах. Ей не позволят.

Да, он это понимал, понимал, вероятно, лучше, чем все в этой комнате, и тем не менее из страха за Йена набросился на Эванджелину. Господи, он не лучше, чем Морфесса и остальные фэй — нет, он намного хуже. Лахлан спрятал лицо в ладонях.

— Ах, мой ангел, иди сюда. — Эйдан усадил жену к себе на колени и большими пальцами вытер ей слезы. — Не нужно…

Раздался треск, и они все четверо оказались на полу в одной куче.

— Я такая толстая, что сломала диван! — всхлипнула Сирена, закрыв лицо руками.

— Любовь моя, ты не толстая.

Ее мужу удалось сдержать усмешку, но его плечи тряслись.

Лахлан попытался последовать его примеру, но одного взгляда на Рори было достаточно, чтобы оба завыли от смеха, словно пара недоумков, а когда к ним присоединился и Эйдан, Элинна, старавшаяся помочь Сирене подняться, потянулась и дала ему подзатыльник.

— Честно, Алекс и Джейми более взрослые, чем вы трое, вместе взятые.

Эванджелина, крадучись, вошла в освещенную свечами комнату. Ей было необходимо лично удостовериться, что Йен выздоровеет, а потом она вернется ко двору Совета справедливых. Но если Роуэн узнает, что она сделала, то, возможно, тоже отречется от нее. Неужели Сирена права и она видит опасность там, где ее нет? Неужели она готова защищать фэй любой ценой?

Взглянув вниз на Йена, она подавила вздох ужаса: левую половину его красивого лица изуродовал шрам, а нога в толстых повязках была закреплена в хитроумном приспособлении, удерживавшем ее в нескольких дюймах над постелью.

Оказавшись лицом к лицу с доказательством того, какую боль причинило ее решение, Эванджелина бессильно опустилась в кресло рядом с дубовой кроватью на ножках, решив, что найдет способ попросить у Йена прощение. Повернув голову, она смотрела, как изгибается и вертится бугорок рядом с Йеном, а потом потянулась, чтобы поднять покрывало. Слабая улыбка тронула его губы, когда, откинув покрывало, Эванджелина увидела головку с шелковыми светлыми кудряшками, примостившуюся рядом с ним — Ава, дочь Сирены. Эванджелина не знала, что делать, но ей не хотелось будить маленькую проказницу.