— О нет, этого нельзя делать.

— Тебе лучше забрать ее.

Лахлан попытался сунуть девочку в руки Эванджелины, но Ава крепко держалась за дядю, и он наткнулся на Эванджелину. Она покачнулась, Лахлан, обхватив ее рукой за талию, крепко прижал к себе, и по телу Эванджелины пробежал трепет.

— Я думаю, она хочет остаться с…

Ава исчезла, а Эванджелина выпрямилась, прижав ладонь к груди Лахлана.

— Сирена! — прогремел внизу в замке Эйдан.

— Пожалуй, тебе пришла хорошая мысль наложить запреты, — усмехнулся Лахлан, крепко держа Эванджелину и блуждая взглядом по ее лицу.

— Да, думаю, ты прав.

Эванджелина, очевидно, не могла заставить себя отодвинуться от него, а он не проявлял желания отпустить ее.

— После того как ты это сделаешь, Сирена хочет отпраздновать наш союз.

— Я не думаю… Ты сказал…

Лахлан прижал палец к ее губам.

— Я знаю, что я сказал, и жалею, что нельзя взять обратно те слова. Прости.

— Нет, ты был прав. — Покачав головой, она посмотрела ему в глаза. — Вы все были правы. Я…

— Ш-ш, не будем больше говорить об этом, — остановил ее Лахлан, убирая ей с лица волосы.

— Если вы не возражаете, я был бы благодарен, если бы вы вели свою дискуссию где-нибудь в другом месте.

— Прости, Йен, — тихо сказал Лахлан, внимательно взглянув на лицо кузена.

— Нет, — вздохнул Йен, — это мне следует извиниться. Я надеюсь, вы оба будете очень счастливы.

Сидя в большом зале и потягивая эль с братом и кузеном, Лахлан заскрипел зубами, когда услышал звон колокольчика. Его так и подмывало подняться наверх и сказать кузену, что он может сделать с этой проклятой штуковиной. На протяжении последних двух дней у Эванджелины не было времени для Лахлана, она была слишком занята заботами об Йене.

— Ты не можешь ревновать к собственному кузену, к тому же тяжело раненному кузену.

Брат с задумчивым видом посмотрел на него поверх кружки.

— О чем ты говоришь? Я не ревную.

— Ну, не знаю. Как ты думаешь, Рори, ревнует он или нет?

— Ревнует.

— Вы оба пьяны.

— Да, и до этого нас довели наши жены. Подожди, пока Эванджелина будет носить твоего ребенка, и тогда ты поймешь, каково это.

Лахлан захлебнулся элем и, вытирая рубашку, молча обругал своего брата.

— Наш брак не такой, как у вас. У нас не будет детей.

Его брат и кузен в изумлении уставились на Лахлана.

— Что ты подразумеваешь, говоря, что ваш брак не такой, как у нас? — поинтересовался Эйдан, нахмурив брови.

Лахлан не собирался все выкладывать начистоту, но, возможно, будет лучше, если они узнают, что от его союза с Эванджелиной не следует ожидать слишком многого.

— Мы были вынуждены пожениться. Если бы я не женился на Эванджелине, Магнус попросил бы у Роуэна ее руки.

— Ты поступил правильно. — Взгляд Эйдана стал серьезным. — Я бы не хотел, чтобы она связалась с кем-то подобным ему.

— Не понимаю, — усмехнулся Рори. — По-моему, наша Эванджелина может сама за себя постоять.

— Ну, это еще не все. Роуэн ясно дал понять, что не успокоится, пока не увидит, что я женился. И Эванджелина подходит не хуже, чем любая другая.

— Значит, ты говоришь, что не любишь ее и твоя женитьба, несмотря на все причины и цели, просто мистификация?

— Нет, это не мистификация. — Брат со своими вопросами уже начинал действовать Лахлану на нервы. — Наш брак хорошо служит нам обоим. Большинство браков не похожи на ваши. Мы нравимся друг другу… в основном.

Лахлан беспокойно поежился под пристальным взглядом серых глаз брата.

— Я хотел для тебя большего, чем брак по расчету, Лан. Я хотел, чтобы у тебя было то, что у нас с Сиреной, что у Рори с Элинной.

— А я не хочу. Я этого не вынесу, Эйдан. Я не хочу детей. Я… я доволен.

— А Эванджелина? Ты уверен, что она не хочет быть любимой, иметь детей?

— Уверен. Она живет только ради того, чтобы защищать фэй, и так же, как и я, довольна тем, как все сложилось.

— Сейчас, возможно, да, но я не знаю, долго ли это будет продолжаться. Женщины, как известно, склонны менять свои взгляды.

Понимая, что брат может быть прав, Лахлан сильнее сжал кружку.

— Но ты ведь собираешься исполнять свои клятвы, верно? — Его кузен наморщил лоб. — Ты будешь верен девушке?

— Да, — процедил Лахлан сквозь стиснутые зубы.

— Тогда, значит, ты собираешься стать монахом?

Наклонив голову, Эйдан с интересом рассматривал брата.

— О Господи, я могу не быть влюбленным в свою жену, но это не означает, что я не хочу… Я не собираюсь обсуждать это ни с одним из вас!

— Я не стану больше ничего у тебя спрашивать, если ты ответишь мне на один последний вопрос.

Его брат выжидательно выгнул бровь.

— Только на один, — кивнул Лахлан, подняв палец, — и покончим с этим.

— Значит, ты говоришь, что не хочешь спать со своей женой?

— Ты что, идиот? Ты хорошо разглядел мою жену? Разумеется, я хочу с ней… — Он увидел, как густая краска заливает лица обоих мужчин. — Она что, стоит прямо позади меня?

Эйдан скривился, а Рори кивнул.

— Ах… — выругался Лахлан. — Я убью вас обоих.

Он отодвинул стул и повернулся, но лишь увидел, как его жена выходит из зала. Ее блестящая черная грива раскачивалась в такт с ее задом, с соблазнительно пышным задом от которого, по милости брата, Лахлан не мог отвести глаз.

— Эванджелина! — окликнул он ее. — Подожди. Позволь мне объяснить.

И как, черт побери, он собирался это сделать?

Когда он вышел из зала, голоса кузена и брата приковали его к месту.

— Могу заключить с тобой пари, что через месяц они влюбятся, а через два будут знать, что ждут ребенка.

— А я заключу пари, что они уже влюблены, но слишком глупы, чтобы это понять, и что они через месяц узнают, что ждут ребенка.

Мужчины. Смертные или фэй и полуфэй — они все думают об одном и только об одном, особенно когда выпьют. Эванджелина стремительно поднималась по полукруглой лестнице, почти ожидая услышать позади быстрые шаги Лахлана, но его не было.

— От тебя столько шума, что ты разбудишь и мертвого или, во всяком случае, детей, — с укоризной встретила ее на лестнице Элинна.

Эванджелина поморщилась; последнее, что ей хотелось бы сделать, — это разбудить Аву и Оливию. Она не могла понять, как выдерживают Сирена и Элинна.