После выборов Тальберг признался за ужином Фредерику Марчу в авторстве «хроники». Демократы Марч и его жена Флоренс Элдридж набросились на друга:

– Но это же грязный трюк. Это самая чертовски бесчестная штука, о которой мы когда-либо слышали.

– В политике не бывает ничего бесчестного. Мы можем просидеть ночь напролет, придумывая самые грязные трюки, но любой из них в политике пройдет на ура.

Херстовская Los Angeles Examiner переплюнула Тальберга, опубликовав 25 октября фотографию в половину первой полосы: хобо выпрыгивают из поездов на калифорнийскую насыпь. Грязные вахлаки уже ворвались на благословенную землю, прослышав, что Синклер обеспечит их за народный счет бесплатными ланчами.

Читатели, углядевшие на снимке Дороти Уилсон и Фрэнки Дэрроу, актеров, немного удивились. С особым цинизмом Херст использовал кадр из социального шедевра Warner «Дикари на дорогах» (1933), американской «Путевки в жизнь».

Это был уже беспредел, о котором заговорила за два дня до выборов даже New York Times. В статье «Фильмы и политика» от 4 ноября 1934-го упоминалась «ведущая студия», чьи «второсортные актеры» играют в поддельной хронике. В тот же день прокатная сеть Fox объявила, что снимает с экранов третий выпуск «хроники» из-за беспорядков и потасовок перед десятками кинозалов.

Само собой, Синклер проиграл, но с почетным счетом. За него проголосовали 879 537 (37,75 процента), за Мерриама – 1 138 629 (48,87 процента) калифорнийцев.

Мерриам тепло поблагодарил студии и лично Майера и тут же обложил киноиндустрию новым налогом. Во Флориду, Аризону и Северную Каролину вновь потянулись квартирьеры. Перед президентскими выборами 1936 года Майер больше не агитировал против ФДР и удостоился в 1937-м приема в Белом доме.

Мистер президент, мне говорили, что стоит кому-нибудь провести с вами восемнадцать минут, как он у вас в кармане.

Майер провел у ФДР ровно семнадцать минут.

Как бы ни честили коммунисты Синклера фашистом, роль большевика в массовом сознании играл именно он: больше некому. В Калифорнии не то что социалиста – демократа надо было искать с микроскопом. В Сенате штата – четыре демократа и 36 республиканцев, в Ассамблее соответственно три и 77. В Голливуде по-прежнему ловить некого, но не ловить нельзя. Особенно в промежутке между погромами в Сан-Франциско и губернаторскими выборами.

В августе 1934-го Нил Макалистер, окружной прокурор Сакраменто, объявил о намерении возбудить дело против Долорес Дель Рио, Рамона Новарро, Лупе Велес и Джеймса Кегни – участников и спонсоров коммунистического заговора.

Первые три звезды вызывали подозрение уже в силу своего происхождения. Не в Голливуде, конечно, но Макалистер боролся за голоса обитателей не Беверли-Хиллз, а округа Сакраменто. На их взгляд, как бы высоко ни вознеслись латинос, голос грязной крови заглушит любые медные трубы. Калифорнийские мексиканцы, чужие на родной земле, отторгнутой у Мексики в 1840-х, обиженные маргиналы – легкая добыча и естественные союзники (все они бандиты) красных.

Да и Мексика – такое же осиное гнездо, как Россия, если (в силу соседства) не хуже. Мексиканская революция (1910–1920) унесла миллион жизней, неграмотные пеоны, вступившие в повстанческие армии Панчо Вильи и Эмилиано Сапаты, делили помещичьи земли и с аппетитом ставили к стенке янки. Ввели на огромных территориях революционное самоуправление, принудили к позорному отступлению экспедиционный корпус генерала Першинга. Вилья и Сапата мертвы, но от этого не легче. Мексика живет от мятежа, который в любой стране сочли бы полноценной гражданской войной, до мятежа. В ходе очередной смуты – восстания кристерос (1926–1929) – правительство поставило католическую церковь вне закона и расстреляло чуть ли не всех падре: куда там большевикам. Но три «спонсора компартии» – выходцы из семей, разоренных революцией, «белоэмигранты». Нужда привела их в Голливуд, где всегда востребованы экзотические типажи.

35-летний Новарро – предмет истерического женского обожания, экранный Бен-Гур и лейтенант Алексис Розанов, соблазненный роковой шпионкой Гарбо («Мата Хари»).

Если Новарро при жизни Валентино отбил у него статус главного «латинского любовника», то 29-летнюю Дель Рио называют «женским воплощением Валентино».

Про 26-летнюю Велес говорят, что ей остается полшага до статуса суперзвезды, но эти полшага она так и не сделает, оставшись просто звездой.

Рей Кунц, детектив «красного взвода», уверенно свидетельствует: их имена найдены в бумагах Кэролайн Деккер, секретаря прокоммунистического Союза рабочих сельского хозяйства и сахарной промышленности в ходе полицейского рейда 20 июля. В тот день арестовали 17 руководителей Союза: «Дюймовочка» Деккер получит три года за «преступный синдикализм».

21-летняя Деккер, вступившая в партию в шестнадцать лет, – фигура невероятная на фоне рабочих демиургов. Крошечная (ростом 142 сантиметра, весом 50 килограммов) голубоглазая и белокурая еврейка – даже буржуазная пресса сравнивала ее со звездным ребенком Ширли Темпл – возглавила невиданную в истории Калифорнии стачку сборщиков хлопка и победила.

С ней Кунцу справиться легко, но со звездами он еще не имел дела. Новарро заявляет, что помогал в жизни только нуждающимся, жертвовал только церкви и больше ему нечего сказать, отстаньте. Дель Рио не видела ни одного живого коммуниста и не давала ни цента ни на что, кроме благотворительности. Велес вообще не знает, что такое профсоюзы, а денег никогда и никому не дает, потому что они ей нужны самой.

А ведь у них есть еще и мужья.

У Дель Рио – художник-постановщик номер один Седрик Гиббонс, автор статуэтки «Оскара».

У Велес – сам Тарзан.

«Красный взвод» беспорядочно отступает.

Кегни тоже выходит сухим из воды, хотя скандал грянул по его вине и с ним-то как раз все очень и очень непросто.

* * *

Кегни, низкорослый, вихрастый ирландец из нью-йоркской Адской Кухни, отличный танцор бродвейской выделки, казался рабочим пареньком, попавшим в кино с улицы. «Враг общества» сделал его звездой и обрек – из фильма в фильм – варьировать амплуа, сформулированное в самом заглавии шедевра Уэллмана. Когда Гувер развернет кампанию против изображения гангстеров трагическими жертвами общества, Кегни, не жертвуя пролетарским обаянием, сыграет героического слугу закона («Джи-мены», 1935). Впрочем, этим фильмом Гувер тоже останется недоволен. Он мечтает увидеть на экране работу своего детища – слаженного, беспощадного, анонимного карательного механизма, а «джи-мен» Кегни встает на сторону закона, чтобы отомстить за друга, и в одиночку побеждает там, где механизм беспомощен.