– Все… Поехали.

Это Пашу как-то смутило. И так очевидно, что поехали, не среди леса же стоять. Незачем глупые команды отдавать. Да и он вроде как спаситель, а не шофер. Спасибо сказать вообще-то не помешало бы. Он молча нажал на газ. И это молчание вместо расспросов стало выражением его обиды.

Похоже, женщина это поняла, потому что через какое-то время примирительно сказала:

– Замерзла очень. Губы не слушаются.

– Ничего, сейчас согреетесь. В машине тепло, – зачем-то сказал очевидное Паша.

Женщина его волновала, он чувствовал ее диковинность, как будто нашел на трассе инопланетянку. Спрашивать, откуда и куда она ехала, как-то неуместно. Нормальные земляне зимой в таких курточках и перчатках по трассе не передвигаются – так только пролетом с Меркурия на Венеру можно. От этих мыслей Пашка улыбнулся. Женщина заметила и переспросила:

– Что?

– Ничего.

– Но вы ведь улыбнулись?

– Просто так, к вам это не относится, – соврал Паша.

– Не думаю, – разоблачила женщина и тоже улыбнулась.

Помолчали.

Женщина сняла перчатки и стала энергично сжимать и разжимать кисти рук, чтобы заставить кровь согреть озябшие пальцы. Паша мельком бросил взгляд и увидел удлиненные ногти, отсвечивающие перламутровым блеском. Почему-то именно этот блеск придал ему смелость:

– Выпить хотите?

– А есть?

– Обижаете. Дежурная порция виски всегда со мной. – Паша с удивлением услышал в своем голосе гусарские нотки.

– Что ж, давайте вашу дежурную порцию, – с легкой иронией сказала женщина.

Фляжка звучно булькнула, и женщина закашлялась. Паша еле удержался, чтобы не похлопать ее по шее. Ему хотелось прикоснуться к ней. Курточка была такой тоненькой, что, даже если хлопать по капюшону, можно почувствовать позвонки. Такие круглые и выпуклые, как камушки-голыши на пляже. Паша так ясно себе это представил, что у него вспотели руки, и он незаметно поочередно вытер их о брюки.

– Спасибо, – наконец-то поблагодарила женщина.

– Не за что, любой бы на моем месте остановился.

И Паша покраснел. Это звучало совсем уж по-книжному, так говорили скромные герои в советских фильмах: «На моем месте так поступил бы каждый».

Казалось, что женщина поняла волнение Паши и решила успокоить его, сократить дистанцию:

– У меня машина сломалась.

– Бывает, – покровительственно сказал Паша.

Кому, как не ему, умудренному опытом вождения подержанного авто, знать, что такое случается регулярно и неотвратимо.

– Почему бывает? Вообще-то впервые сломалась…

– Впервые? – Паша снисходительно засмеялся.

Что-что, а чинить машину для него частое занятие. На ремонт «Хёндэ» уходила значительная часть Пашиной зарплаты. Вот ведь женщины! Не знакомы им будни автомобилистов.

– С чего вы решили, что автомобиль должен непременно ломаться? – с неподдельным интересом спросила попутчица.

– Жизненный опыт, – весомо и скромно ответил Павел.

Он чувствовал свое превосходство. Его распирало осознание себя настоящим мужиком: своя машина, свое автономное тепло на просторах зимнего леса, и он, весь такой бывалый и щедрый, спасший наивную девушку, которая ни в одежде, ни в машинах не разбирается. Урчание автомобиля звучало в унисон с его мужественностью.

– Что-то я не видел машину на трассе, – легонько поддел он.

– На трассе она бы не сломалась, – уверенно сказала женщина. – Я решила на просеку свернуть, по следам снегохода проехать. Ну и заглохла, нырнув в сугроб.

Паша хмыкнул. Это же надо догадаться – по просеке проехать, по следу снегохода. А еще обижаются эти женщины, когда про них анекдоты рассказывают.

– Это что же за машина у вас? Танк, что ли? – свысока пошутил он.

– Не танк, – спокойно, как бы не услышав иронии, ответила женщина, – просто хорошая машина.

– Так вы свою просто хорошую машину в сугробе оставили? На просеке? Как же вы ее бросили?

– Вы считаете, что стоило остаться и замерзнуть в ней?

Паша понял, что сказал глупость. Надо было реабилитироваться.

– Хотите, завтра вместе съездим и дернем ее из сугроба.

– Дернем? Как вы сказали? Как морковку, дернем? – женщина засмеялась шкодливо и доверительно.

В ней словно отогрелся смех и стал выходить наружу. И вся она стала какой-то искрящейся и близкой. Паша обернулся и увидел ее профиль в обрамлении летящих за окном снежинок. Это было запредельно красиво, нарядно, возвышенно и грустно.

У Пашки дернулся руль. От смеха этой женщины и всей этой красоты ему захотелось всего и сразу. Сгрести ее в кучу, засунуть себе под свитер, согреть и распалиться самому, почувствовать, как ее перламутровые ногти будут царапать его спину.

– Осторожнее, – тихо прошептала она.

И Паша понял, что она все поняла. И про его желание, и про этот снег, который специально идет для них, и про вечер, который похож на ночь. И про случай, который похож на судьбу. И про землян, которые всегда искали инопланетян.

Курточка была такой тоненькой, что Паша только шептал:

– Как же ты в такой?.. Глупенькая… Как же?.. Совсем… почти… ледышка…

А она молчала, только яростно дергала кресло, надеясь отвоевать побольше пространства для их клубка тел. Но «Хёндэ» не предусматривал никаких трансформаций…

Когда клубок распался на двух отдельных людей, она тихо сказала:

– Меня Леной зовут. А тебя?

– Павлом, – сипло сказал он, горло пересохло.

Ехали молча. Лес сменился подмосковными кварталами, похожими на гигантские муравейники, а потом и уродливыми серыми многоэтажками окраинной Москвы.

Вдруг из россыпи снежинок проступила красная буква «М», означающая станцию метро.

– Тормози.

Паша послушно нажал на тормоз. Он понимал, что после случившегося им тягостно вместе изображать попутчиков. И был благодарен Лене за то, что она вышла на первой попавшейся станции метро. Надо попросить телефон, хотя бы для приличия. Но Паша почему-то не мог соблюсти это самое приличие. Он молчал.

Лена подождала долю секунды и твердо сказала:

– Телефон запиши.

Видимо, на ее планете женщины повелевали.

И Паша записал, не очень понимая зачем. Но быть совсем уж невежливым ему не хотелось. И засунул клочок бумаги в бардачок, полностью оправдывающий свое название.

Со следующего дня его жизнь изменилась. Внешне все обстояло по-прежнему: он просыпался и ежился от холода на продуваемой всеми ветрами даче, глотал горячий чай и очищал свой «Хёндэ» от шапки снега, нахлобученной за ночь заботливой зимой. Но теперь он делал это на фоне полнокровной и сладкой мысли. У него есть телефон, по которому можно позвонить. Там наверняка обрадуются. Завяжется разговор и образуется ниточка, на которую нанижутся прогулки по ночной Москве и посиделки в теплых кафешках, ее озябшие руки и его горячее дыхание, которым он их отогреет.