– сказали, что его внесли список приговоренных к смертной казни, вывели на улицу, привязали к столбу и предложили последнюю возможность отречься от веры. Если нет – расстрел.

Он выпрямился и сказал: «Не отрекусь от Христа». Охранники взбесились. У них явно не было полномочий привести угрозу в исполнение, и им дали совершенно иной приказ. Но они все оскорбляли пастора и проклинали его даже тогда, когда стали развязывать. А потом, к его великому изумлению, вместо того чтобы препроводить обратно в камеру, они подвели его к тюремной стене, открыли ворота и буквально вышвырнули наружу без объяснений. Он был так потрясен, что не знал, как быть дальше.

Наконец его осенило: его отпустили на свободу. И он пошел. Много позже он нашел дорогу к новому дому семьи. Он добрался туда в субботу, и дома никого не было. Затем он нашел церковь и увидел, что семья и прихожане молятся за него у алтаря. Он снова был с родными и близкими – и снова мог проповедовать.

Несколько месяцев спустя, в воскресный день, одна престарелая женщина, которой пастор не знал, попросила его о помощи. Она сказала, ее сын болен диабетом, а недавно ослеп и уже близок к смерти, и чтобы справиться с мучительными болями, ему нужно лекарство. К сожалению, она верующая, и препарата ей не достать. Отец Стояна пообещал, что попытается помочь с лекарством, и ему удалось.

Когда он принес лекарство в квартиру старушки, та провела его в спальню, к сыну. Она была благодарна за препарат и попросила пастора помолиться за больного.

Отец Стояна вошел в комнату и остолбенел.

Слепец, беспомощно лежавший на кровати, был тем самым тюремным охранником, который когда-то давно, в первые девять месяцев пребывания пастора за решеткой, каждое утро мазал дерьмом завтрак пленника – черствую корку.

«О, Господи! Не дай мне обмануть Твои ожидания!» – шепотом взмолился отец Стояна. Не сказав, кто он, не сказав ничего, что могло бы раскрыть их связь, – пастор в сердце своем простил бывшего мучителя, помог женщине вколоть лекарство, облегчив боли сына, и вернулся домой в благоговейном страхе, вызванном новым и более глубоким пониманием Божьей милости. Отец Стояна был настолько ею ошеломлен, что это переживание изменило всю его жизнь – и жизнь его родных.

* * *

К тому времени, как его отец освободился из тюрьмы, у Стояна подходил к концу срок службы. Он нашел работу в литейном цеху и начал изучать богословие в заочной школе, поставив перед собой цель тоже стать пастором. Однако планы пришлось отложить, когда в его квартиру вломилась милиция и уничтожила книги и проповеди.

К 1962 году Стоян завершил учебу, получил богословскую степень и стал пастором. Его уволили с работы, а он, также заочно, получил еще одну степень.

К 1966 году у него уже было две незаконно полученные Библии на родном языке. Это навело его на идею открыть дома подпольный центр по распространению религиозных материалов, доставленных в страну контрабандой. За двадцать лет он перевел более двадцати христианских книг. Их авторов прекрасно знали: то были Корри тен Бом, Давид Вилкерсон и Билли Грэм. Стоян наладил сеть распространения подпольного самиздата. Летом 1998 года, когда мы повстречались, детали его работы и методы издания и распространения тысяч книг по всей Восточной Европе все еще хранились в тайне.

Стоян рассказал, что служба госбезопасности его подозревала. Однажды его даже арестовали и бросили в тюрьму, но он, в отличие от отца, пробыл там не годы, а лишь несколько месяцев. Власти держали бы его и дольше, если бы смогли поймать на обладании незаконными религиозными материалами, но им не удалось.

Стоян поведал мне и о том, как чудом спасался от преследований. От этих историй у меня волосы вставали дыбом. Однажды в последний момент его предупредили о том, что полиция устроила у него дома засаду. Тогда он на ночь оставил жену в лесу с партией книг и смог вернуться домой с невинным видом и пустыми руками. В другой раз полицейский сидел на Библиях, завернутых в оберточную бумагу, и руководил подчиненными, которые несколько часов тщетно обыскивали дом Стояна. Он два дня рассказывал мне свои истории, а я уже хотел, чтобы у нас впереди был еще месяц.

* * *

Перемены, представшие передо мной по мере поездки, поражали.

В России я встретил недоверчивых, уставших людей, все еще таящих свои истории, – не только от мира, но и друг от друга.

На Украине я нашел верующих, празднующих наступление свободы, похожей на весну. Они были откровенны и радостны.

И вот теперь, в Восточной Европе, где рухнули стены, завеса открылась так широко, что граждане снова могли переходить границы государств. Здесь верующие, такие как Стоян, словно наслаждались ласковым солнцем и размышляли об ушедших временах.

Несмотря на десятилетия жесточайших тягот, истории Стояна полнились радостью и надеждой. Он был убежден: люди в те дни гонений стекались ко Христу полноводной рекой, ибо именно тогда они смогли понять, как Бог поддерживает Своих последователей и как придает им сил во времена, исполненные бед. Стоян сказал, что понял: семья для верующего – самая богатая сокровищница веры и способности противиться гонениям. И к его удивлению, свобода принесла с собой множество проблем, затуманивших фронт духовной брани.

Наш разговор близился к завершению, и я уже знал, что еще долго буду осмыслять мудрость, озарения и выводы, которые он вынес из своей сокровищницы веры.

Когда я упомянул об этом и поблагодарил Стояна за потраченное время, он скромно улыбнулся и отозвался: «Я благодарю Бога и нахожу огромную радость в том, что страдал в тюрьме в своей стране – ради того, чтобы ты, Ник, мог свободно говорить об Иисусе в Кентукки».

Эти слова пронзили мою душу. Я посмотрел ему прямо в глаза.

«О, нет! – разразился я потоком возражений. – Нет! Не надо! Вы не возложите на меня этот долг! Он так тяжел, что мне никогда его не выплатить!»

Стоян не отвел взгляда и сказал: «Сынок, это долг креста!» Он подался вперед и ткнул меня в грудь пальцем. «Не кради у меня радость! Я рад тому, что страдал в моей стране, а ты в своей мог вольно свидетельствовать о Христе».

Он возвысил голос, словно пророк, и изрек повеление, требующее напряжения всех сил и которое – я знаю – будет жить со мной всегда: «В свободе никогда не предавай того, чего не предал бы в гонении! Это наше свидетельство о