Я сказал, сколь я ему признателен, и пояснил, что он – очень ценный консультант в моем деле. А потом в общих чертах объяснил, зачем прибыл в Китай, и рассказал несколько историй из тех, что собрал в России и Восточной Европе, и немного о себе и о моем пребывании в Африке – о трудностях, с которыми столкнулся в Сомали, и о том, как эти самые трудности привели меня в Китай.

Пытаясь проявить чуткость, я сказал, что принимаю во внимание и понимаю причины их тревоги. В Сомали верующих могли просто убить за подозрение в связи с иностранцами. И я заверил: я последую любым мерам предосторожности и не хочу подвергать их лишней опасности.

В свою очередь они объяснили, чем было вызвано сохранение в тайне нашей утренней поездки: в последние месяцы власти ужесточили надзор, и некоторые из прихожан их домашней церкви сообщали, что за ними следят.

«Думаете, и за нами следили?» – спросил я.

«Нет, не думаем, – ответила Лидия. – Но уверены будем лишь через несколько дней».

«Это как?»

«Если сегодня кто и следил, они продолжат, пока вы в городе. Выяснят, что вы можете и что происходит, – пояснил Дэниел. – Будут спокойно собирать улики, пока вы не уедете. А если что случится, вернутся и арестуют нас».

Я встревожился. Лидия увидела это, улыбнулась и попыталась меня успокоить: «Не переживайте. Мы с Дэниелом были очень осторожны. И мы никого не заметили. Мы уверены, за нами никто не следил».

«И даже если бы следили и нашли, – добавил Дэниел, – вряд ли это бы стало делом жизни и смерти, как с вашими друзьями в Сомали. Так что не волнуйтесь. Здесь даже наших странствующих проповедников, которых обвиняют в создании незаконных домашних церквей, сажают года на три, не больше».

Я был поражен тем, как обыденно он произнес эти слова. И я был не просто встревожен – я боялся. Не только за себя, но и при мысли, что мой приезд повлечет их арест.

«Что же вы просто не сказали, чтобы я не приезжал, раз это так опасно?» – спросил я.

«Мы захотели принять этот риск», – заверил Дэниел.

«Знал бы, не уверен, что принял», – сказал я.

Казалось, ответ их удивил. Я рассказал об уроках в Сомали и о том, как важно быть уверенным, что любые гонения последовали ради Христа.

«Я вот о чем, – продолжил я. – Если власти напали на вас за богослужения или свидетельство об Иисусе, Бог может воздать вам честь и сделает это. Когда близкие вам люди – ваша семья, ваши друзья, ваши соседи и даже власти, знакомые с вашим делом – увидят и поймут, что вы сделали и как это произошло из вашей верности Иисусу, Бог обратит это к Своей славе – и может, другие тоже задумаются о Боге.

Но если вас арестуют за связь со мной или любым другим иностранцем просто потому, что кто-то увидел, как вы встречаете меня на вокзале, или идете со мной по улице, или приглашаете меня в свой дом, не уверен, что Бог благословит это.

Ваши знакомые могут не понять, что вас преследовали ради Иисуса. Если вас арестуют за богослужение, причина ясна. Но может быть много мотивов для связи с иностранцем. Например, людям могут сказать, что вы хотели денег. Или люди могут подумать, что вы хотели эмигрировать. Они могут даже подумать, что вас вовлекли в какую-то политическую деятельность.

И как тогда Господу направить людей к Иисусу? Библия убеждает нас, что Бог может все что угодно обернуть к добру, но не думаю, что Он хочет награждать нас, когда мы сами затрудняем Ему это. Чему я на-учился в Сомали, так это желать того, чтобы ни мои слова, ни мои дела, ни моя работа не принесли никому страданий. Гонения из-за меня – это не гонения ради Иисуса. Навлекать страдания из-за меня, особенно если они стали следствием моих бездумных, невежественных или явно глупых решений или действий – это печально и никому не нужно. И это неправильно. Возможно, здесь даже кроется грех».

Казалось, им очень интересно, но еще они тревожились.

Сначала заговорила Лидия: «Я понимаю и ценю все ваши слова. В них есть смысл. Но Дэниел вам не сказал, почему мы пожелали принять этот риск. Мы никогда не скажем гостю: не приезжай. Мы просто не можем! И не сделаем этого!»

Я не был уверен, что правильно понял.

«Почему нет?»

«Потому что не оказать радушия гостю – это против всего, во что мы верим. Это против всего того, что мы есть!» Она продолжила объяснять, что гостеприимство – очень высокая ценность, одна из самых высоких в китайской культуре. Сказать кому-то «не приходи» – немыслимо. Любой китаец сочтет такое поведение и постыдным, и неправильным. Лидия пояснила: «Отказать в просьбе приезжему или гостю – неприемлемо!»

Внезапно я понял суть. Меня учили осознавать различные ценности в культурах и сообществах. Китайцы явно крайне ценили гостеприимство (равно как и арабы, да и вообще мусульмане). Неуважение к нему – глубочайшее оскорбление.

И меня осенило: это не уникально. Я вдруг понял, что думаю об уроках детства, о впечатлениях, вынесенных из жизни в Сомали, об историях, которыми со мной делились в России и Восточной Европе. Вот бы собрать их всех вместе в одно время! А можно ли перенести эти уроки и озарения из одной культуры в другую? Подозреваю, да.

Лидия говорила о важности гостеприимства, а я вспомнил об одном случае в Сомали – уроке насчет разных ценностей.

В Африке, южнее Сахары, отношения между людьми ценятся так высоко, что для многих племен они зачастую превыше искренности, которую многие выходцы из западных стран обычно ставят более высоко. Это может вызвать недопонимания, конфликты и даже трагедии. Африканец, не желая оскорбить, может солгать, затушевать правду, умолчать о важном. Может вообще ничего не сказать, если решит, что его слов кто-то не хочет слышать.

Когда так происходит, американец склонен видеть в африканце лжеца, недостойного доверия, или вообще человека, не имеющего понятий о нравственности. Однако африканец, возможно, сочтет, что придерживался важнейшей ценности своей культуры, явил достойный пример и заслуживает доверия. Для него осознанно произнести нечто такое, что может разрушить или испортить отношения, – намного хуже.

Я столкнулся с этим вскоре после того, как мы начали работать в Сомали. Мне требовался совет насчет безопасности, и попросил я его у недавно принятого на работу Омара