* * *

Эти слова преследовали меня и тогда, когда я прилетел обратно в Штаты. Не предал ли я, будучи свободным, того, что он и другие отказались предавать в условиях жесточайших гонений? Не предал ли?

Я все еще слышал голоса тех людей. Все еще видел их лица. Так много историй за столь краткий миг. Меньше месяца. Как такое возможно? Мое сознание было заполнено всем тем, что я нашел – всем тем, что я видел, слышал, испытал…

Я открыл сердце семье, затем коллегам и партнерам, а затем, в конце концов, студентам, составившим нашу новую семью.

Студенты собрались в нашем доме всего несколько недель спустя после моего возвращения. Я попытался кратко обрисовать, где побывал, но вскоре они захотели услышать истории. И я начал рассказывать.

Я рассказал им про Дмитрия и его «Песни сердца». Про Катю и наставление ее деда – «будь верной до смерти». Рассказал о диаконе, проявившем верность, когда запряг лошадь в сани, чтобы в метель доставить еду. О русском пасторе, объяснившем мне, что гонения «подобны солнцу, встающему на востоке». О том, как начал понимать, что «гонения – обычное дело» для миллионов верующих по всему свету.

И я во многом признавался. «Не знаю, как я прожил сорок пять лет, – сказал я им, – не понимая следствий. Вы можете решить, что я уже все понял, ведь я прожил пятнадцать лет в Африке и изучал Священное Писание. Но я знаю только одно: Иисус сказал ученикам, что им придется претерпеть ради Него. И ничто не должно нас удивлять».

«Но, тем не менее, почему-то удивляет». Последние слова я произнес медленно.

Затем я рассказал им об украинском пасторе, отчитавшем меня одним вопросом о том, когда я перестал читать Библию.

Студенты устыдились, услышав о русских юношах и девушках, которые на съезде баптистов в Москве, проведенном в 1950-х годах, воссоздали по памяти первые четыре книги Нового Завета. Когда я грустно заметил, «как русская церковь потеряла за первое десятилетие „свободы“ то, что верующим удавалось хранить в Советском Союзе, под властью коммунистов, почти все столетие», думаю, многие из студентов тут же примерили ситуацию на себя.

Уже было поздно, и пришло время заканчивать – но оказалось, никто и не собирался уходить, и я продолжил.

Я рассказал им о Тавьяне и шести сотнях песен, которые он написал в тюрьме, – песен, которые сейчас по всей его стране распевали в церквях на каждой утренней воскресной службе. Я говорил о «Песнях сердца», посвященных нашей вере, и отметил, что многие называли любимую музыку и Писание мощными источниками духовной силы в трудные времена испытаний.

Я воспроизвел записи «Песен сердца» Дмитрия и Тавьяна, и студенты плакали вместе со мной.

Я рассказал студентам историю Стояна и его семьи, и я рассказал, как страдания его отца и отважная вера матери передали веру сквозь поколения, создав его впечатляющий жизненный путь. Рассказал о последней беседе со Стояном и признался, что должен просить у Бога прощения за то, что «в свободе предал то, что Стоян и многие-многие другие никогда не предавали в гонениях».

Время шло, но студенты не уходили, и мы с женой поднялись наверх, спать, оставив студентов внизу. Те пели, молились и плакали.

На следующей неделе они вернулись, привели друзей и попросили меня снова рассказать истории, те же самые, что они уже слышали неделю назад. Очевидно, Бог дал нам нечто священное.

Нет, я не нашел ответов на все вопросы, что ставил до поездки. И я вернулся с другими, новыми вопросами. Но в России и Восточной Европе я нашел и новую надежду. Она была маленькой – но она была.

* * *

Африку я покинул после смерти Тима, терзаясь вопросом, как моя вера нашла применение – если нашла вообще, – в таких исполненных жестокости местах, как Могадишо. Мы с женой направлялись в Сомали, повинуясь наставлению Христа: «Идите и научите все народы». Мы делали это, твердо веря в то, что Библия возвещает о силе воскресения Христа. Шесть лет, и я прилетел домой, сомневаясь в этой силе и гадая: а может, зло сильнее Бога?

Если силу воскресения сегодня не найти нигде, то у меня возникала проблема. Если ее нет в мире, если она не жива, то возникали вопросы, которые требовали ответа и потрясли меня до самых глубин души: Какой был смысл в последних пятнадцати годах моей жизни? И что делать с оставшейся?

Мы создали нашу группу «Гонения» и составили перечень задач – понять, как «учить народы» в тех уголках мира, где с христианами все, как говорится, «на ножах». Такова была наша заявленная цель. Но я уже тогда знал: у меня была еще и более личная задача. Я отправился в Россию, отчаянно желая ответить на вопрос: А что, если то, чему учит Библия о силе веры, сегодня – уже неправда?

Однако по возвращении домой из России в моем сердце поселился другой вопрос. Он родился из тех замечательных, животворных бесед. Он хранил намек на надежду: А что, если сила воскресения, бывшая у последователей Христа, сила, о которой говорится в Новом Завете, так же реальна для верующих и в нашем мире?

Правда ли это – вот что меня интересовало. И в стремлении найти ответ я продолжил путь.

Свидание тайком

С первых же бесед с людьми, пережившими гонения, мы поняли: хотим узнать, как вера могла выжить в трудное время среди врагов – значит, нам просто необходимо побывать в материковом Китае. Мы легко решились, но спланировать поездку и воплотить ее в жизнь было куда сложнее.

В Китае мы не работали никогда. Мы и в той части света не бывали. А лично я там не знал ни единой души. Мы обратились в организации и агентства, в надежде связаться с кем-то, кто знает кого-то с личными знакомствами в КНР. Нам требовалась группа, которую бы уважали и которой бы доверяли китайские верующие. А не группа, так хоть один человек – тот, кто мог бы открыть нам двери.

Поиски наши были трудны, и мы часто бились в закрытые двери. Порой те, на кого мы рассчитывали, говорили, что не могут помочь – или просто не будут. Мы не могли даже донести своих целей, не говоря уж о том, чтобы распланировать обеспечение поездки и наладить связи. И Рут, и я неделями слали электронные письма, обрывали телефоны и просили о помощи.

В