— Да.

Следующий вопрос был об алиби. Оказалось, что в тот вечер, когда погибла секретарша Викентьева, Алина делала шопинг в бутиках в центре Москвы.

Одним словом, дома ее не было. Теоретически и практически она могла сбить Бурунову, размышлял Губарев. Правда, бабуля, которая была единственной свидетельницей наезда, ни номера машины, ни марки не запомнила. Начинало темнеть. К тому же у старушки плоховато со зрением…

— Ну что ж, спасибо за беседу. Если что вспомните, то позвоните вот по этому телефону.

Протягивая Алине визитку, Губарев обратил внимание, что ее все еще била мелкая дрожь, которую она никак не могла унять.

Когда Губарев с Виктором вышли в коридор, перед ними опять выросла домработница.

— Мы бы хотели побеседовать с Натальей Родионовной.

— Она себя плохо чувствует.

— Мы не надолго.

Наталья Родионовна крепилась изо всех сил. Губарев чувствовал себя убийцей, терзающим бедную парализованную женщину, но работа есть работа, и выхода у него никакого не было. «Я не девица в белых перчатках, — сердился сам на себя Губарев, — и не кисейная барышня. И нахожусь при исполнении служебных обязанностей». Но все равно было несколько муторно и неприятно.

Лицо Натальи Родионовны было бледно-восковым. Глаза впали.

— Извините, но нам необходимо поговорить с вами. Майор милиции Губарев Владимир Анатольевич. Старший лейтенант Павлов Виктор Николаевич.

— Об Анжеле?

— Да.

— Пожалуйста. — Взмахом руки Наталья Родионовна указала на стулья возле кровати. — Присаживайтесь.

Губарев подумал, что в манерах этой немощной женщины есть нечто повелительно-царственное. Они сели.

— Мы сочувствуем вам…

— Это лишнее, — перебила их жена Викентьева. — Если у вас есть вопросы — задавайте.

«Железная женщина, не хочет плакать при людях. Она считает это ниже собственного достоинства», — подумал Губарев.

— Когда вы в последний раз видели Анжелу?

— Две недели назад.

— Она приходила сюда к вам? Домой?

— Естественно. Я же не могу выходить на улицу. — И кивком головы Наталья Родионовна показала на кровать. — Это цепь, к которой я прикована. Пожизненно.

— В каких вы были отношениях?

— В последнее время — в плохих. Мы были в ссоре. Анжела… — Наталья Родионовна запнулась, — решила начать самостоятельную жизнь. Без родителей. Мы ей стали не нужны. Она начала уходить из дома, ночевать у подруг и приятелей. Потом — снимать квартиру. То в одном месте, то в другом.

— А что послужило толчком к ссоре? Наталья Родионовна провела рукой по подбородку.

— Ничего. Анжела была жутко избалована. Мы с детства потакали ей во всем. Единственная дочь. Она ни в чем не знала отказа. Вот и получилось…

Женщина говорила таким усталым голосом, что чувствовалось: никаких эмоций и сил у нее уже не осталось.

— Внутренне я была готова к самому худшему. Я понимала, что все это добром не кончится.

— Что «все»? — спросил Губарев.

— Наркотики, окружение, характер… Когда-то приходит расплата… К сожалению.

— Зачем к вам приходила Анжела?

— Просить денег. Отец перекрыл ей кислород. Вот она и пришла ко мне.

— Вы далией денег?

— Конечно.

— Вы разговаривали… нормально?

— Я давно поняла, что поезд ушел. И читать нотации Анжеле — бесполезно.

— О чем вы разговаривали?

— Она была недолго. Около получаса. Разговор был ни о чем. Она спросила, как я себя чувствую. Я — как она живет. Раньше я надеялась, что она пойдет учиться. Но Анжела сказала, что пока хочет пожить для себя.

— Вы перезванивались?

— Иногда. Но редко.

— И как давно испортились ваши отношения?

— Трудно сказать. Умирание всегда начинается незаметно. Все накапливалось постепенно.

— А… ваш муж? Как он относился к этому?

— Он никак не мог смириться с этим. С тем, что Анжела для нас потеряна. Что она выбрала свой путь. Гибельный.

— Ив чем выражался его протест?

— Не знаю. Спросите у него. Наверное, он беседовал с Анжелой, воспитывал.

— Не явилось ли появление в вашем доме Алины Дмитриевны причиной того, что Анжела сбежала из дома?

— Явилось.

— И вы не приняли никаких мер?

— К чему?

— К тому, чтобы ее здесь не было?

— А разве это возможно? — Брови Натальи Родионовны взлетели вверх. — Сейчас всем командует мой муж. И у меня в доме нет никакой власти.

— Вы часто общались со своей сестрой?

— Нет. Не часто. Мы слишком разные.

— У вас были хорошие отношения?

— Какое это имеет значение? — И Наталья Родионовна устало прикрыла глаза.

— Для нас все имеет значение.

— Нет. Отношения были прохладными.

— Ваша племянница утверждает обратное. Она говорит, что вы всегда были дружны с ее матерью.

— Пусть говорит, что хочет.

Наталья Родионовна открыла глаза. Ее взгляд поразил Губарева. На него смотрела умудренная жизнью, умная, проницательная женщина. Которая все знает и понимает, но не в силах что-либо изменить. «Нелегко ей, — подумал Губарев, — смиряться с существующим положением вещей».

— Анжела говорила вам, что за ней следят? — задал вопрос Витька.

— Да. А откуда вы это знаете?

— Нам сказала Алина. А что конкретно говорила Анжела по этому поводу?

— Она спросила меня: устанавливала ли я за ней слежку. Я сказала: нет.

— Она поверила вам?

— Да. Но выглядела озадаченной. Правда, я приписала эту манию полнейшему расстройству нервной системы. Ей могло казаться что угодно. Анжела обладала вспыльчивым необузданным характером. Если она не получала желаемое, то выходила и? себя. А вообще вывести из себя ее мог любой пустяк. Она была склонна что-то придумывать, фантазировать.

Наталья Родионовна приложила ладонь к глазам.

— Боже мой! Анжела! Я до сих пор не могу в это поверить. Бедная моя девочка! — И ее губы задрожали. Но всего лишь на одно мгновение. Потому что в следующий момент она взяла себя в руки. — Извините.

— Ничего… Мы понимаем.

Губарев посмотрел на Витьку, Витька — на него. Майор слегка поджал губы, что на их условном и понятном только им двоим языке означало: «немного мы тут накопали». Витька едва уловимо повел плечами, что расшифровывалось, как «полностью с вами согласен».