Бабушка не видела и не слышала, о чем они разговаривают. Ее лицо было напряженным. Она считала овец по головам – очевидно, готовясь за ночь какое-то количество животных вновь потерять.

– Что ж зоотехник-то не едет! – закончив подсчет, обратилась она к Аркадию, и горькая складка прорезала ее загорелый лоб. – Долго уж что-то. А я ведь ему свою лошадь дала, Соколика-то моего мухортого… Должен заехать, вернуть… Или, может, случилось что?

Когда тетка управилась с воротами, они с Аркашкой затаились в самом темном углу конюшни. Тетка принялась давать мальчику последние наставления – то есть рассказывала об Овечьей Смерти то, чего он не знал.

Наступила ночь.

Когда в доме все улеглись и уснули, Аркашка и Татьяна на цыпочках вышли на крыльцо, попытались присмотреться и прислушаться.

Непроницаемый мрак окутывал землю. Тревожно толклись овцы, иногда раздавался глухой стук – это бараны бились рогами о деревянные балки изгороди.

– А почему ты не хочешь говорить бабушке о том, как надо гнать Овечью Смерть? – шепотом спросил Аркашка. – Она про нее не знает, что ли?

– Знает, конечно, – ответила так же шепотом тетка. – С самого детства знает. И даже видела, говорит, ее один раз. Но не верит сейчас в нее, вот хоть ты тресни. Мы маленькие, говорит, были, голодные, жара стояла ужасная, какой никогда больше не было, разве что сейчас такая же стоит. Вот Овечья Смерть на костяшках им, маленьким, и привиделась.

– А они ее… – начал Аркашка, но Татьяна и так поняла, а потому быстро ответила:

– Нет!

– Почему?

– Побоялись, наверное. А может, не верили в нее.

– Но она же тогда ушла? Исчезла? – спросил Аркашка. – Или тоже… Всех овец?..

– Кто-то смог ее одолеть, – сказала Татьяна и взяла племянника за руку. – Но кто – не знаю. И мать не знает. Помнит только, что враз мор прекратился…

Не отпуская Аркашкиной руки, тетка двинулась к загонам.

Из степи дышало жаром.

Аркашка шел рядом с теткой, то и дело спотыкаясь, и думал о том, как будут жить родители, когда он умрет. Умрет, сраженный призраком в битве за овец…

При этой мысли Аркашка усмехнулся.

– Чего ты? – с уважением в голосе – нет, Аркашке определенно это не казалось, а так и было на самом деле – спросила тетка.

– Да так, смелости нагоняю, – ответил Аркашка.

– А-а… Молодец, – шепнула тетка.

Они залегли в темноте. Аркашка чувствовал, что лежит на невысоком бугорке и сухие травы колют его в живот. Но это все казалось ерундой. Потому что надо было ЖДАТЬ.

И Аркашка ждал, примолкнув, затаившись…

… – Э-эй, ты здесь? – раздался чуть слышный шепот тетки почти у него над ухом.

Аркашка тихо выдохнул:

– Да…

– Нет, давай-ка я сама пойду. – И рука тетки дернула за овечью кость, которую Аркашка крепко сжимал, чтобы быть наготове и броситься бежать, как только нужно будет.

– Зачем? – И Аркашка принялся тянуть кость на себя.

– Да дурной ты, маленький, – с присвистом шептала тетка Танька. – Я хоть и бегаю медленно, но взрослая. Я сама. Нельзя время терять… Отдай…

Тетка дергала сухую кость так, что она вот-вот могла треснуть и развалиться. А тогда как бежать за Овечьей Смертью на обрубке? Как ее тогда сможет догнать такой хромоногий воин-уничтожитель?

«Ведьма! – пронзила Аркашку мысль. – Это она специально вредит! Она сообщница Смерти! Не хочет, чтобы она отсюда убралась…»

И он, сгруппировавшись, так пнул тетку ногами, что она, коротко взвизгнув, отлетела куда-то в темноту.

– Дай, я сама! Мне тебя жалко! – послышался ее умоляющий голос. – Я ж себе этого никогда не прощу!

Нет, все-таки не могла помощница Овечьей Смерти так жалобно пищать и беспокоиться о его жизни. Если, конечно, она не притворяется…

– Аркаша! – Тетка Танька вновь подползла. – Я же местная. Я должна сама… Пусти!

– Я тоже, считай, местный, – ответил Аркашка, тяжело дыша.

Возня в душном мраке отняла у него все силы. Перед глазами заплясали красные круги. Он зажмурился, надеясь, что, когда откроет глаза, это все пройдет и все будет снова черным-черно…

Аркашка открыл глаза.

А из мрака вдруг вынырнули… сразу две белые Овечьи Смерти!

Они бежали прямо на него – сухо поскрипывая костями, в такт неспешному бегу кивая черепом, сквозь который проглядывала тьма.

Аркашка крепко сжал костыли.

– Их две, потому что нас двое? – не разжимая зубов, шепнул он Татьяне.

– Как – ДВЕ? Она ОДНА… – опешила тетка.

Овечья Смерть играла с Аркашкой, дурачила, морочила… Вот оно в чем дело!

Мальчишка изо всех сил затряс головой, выпучил глаза, чтобы набежали в них слезы и смыли проклятый морок…

Одна. Теперь Овечья Смерть была одна.

Овцы кричали в голос, казалось, что это вопят перепуганные насмерть люди, которые зачем-то накануне скорой гибели притворяются овцами.

Аркашка поднялся.

– Ну, с богом! – тихонько толкнула его в спину тетка-ведьма.

«Да нет, конечно, никакая она не ведьма! Про бога вспомнила», – весело подумал Аркашка и даже улыбнулся в темноте.

Он не боялся.

Вот только Овечьей Смерти это было все равно. Она уверенно продолжала свой неспешный бег.

Аркашка сделал шаг вперед, в темноту. Затем еще. Еще. Побежал. К Смерти.

А Овечья Смерть уже повернулась к нему боком, огибая загон. Где-то во тьме на земле должны были остаться ее следы.

Мальчишка сразу их почувствовал, едва оказавшись там, где только что промчалась Овечья Смерть. Земля была горячей, просто раскаленной! Такой жар поднимался от нее, что ноги Аркашки в кожано-резиновых кроссовках просто спеклись, вот-вот, ему казалось, задымятся, завоняет паленой резиной. Как бы не касаться огненной земли ногами, а продолжать бежать? Ведь вот тут, рядом, полшажочка в сторону, – земля нормальная! Тоже перегревшаяся за день, но все-таки не обжигающая…

Аркадий помнил, что в погоне за Смертью нужно наступать как раз в эти пышущие жаром следы. Он нашарил рукой с костылем одно маленькое пекло, воткнул костыль туда и оперся на него. Другой костяной костыль воткнул в другой след. Чуть слышно вскрикнув, прыгнул обеими ногами сразу в два следа. Вновь переставив костыли, оперся на них, подпрыгнув, чтобы ноги не жгло, бросил тело вперед. Снова переставил костыли, снова подпрыгнул.

Так, с подскоками, и бросился Аркаша вдогонку Смерти, так и поскакал.

А Овечья Смерть вдруг дернулась. Да-да, вздрогнула. И… повернула назад свою ужасную костяную голову.