Неужели Аркашка промахнулся мимо следа?! Неужели оступился? Сейчас призрак развернется, пойдет прямо на Аркашку и…

Но Овечья Смерть вернула свой череп на место. Должно быть, она не обратила внимания на Аркадия – потому что продолжала бежать вперед.

Пробегая вдоль загона, Аркашка слышал краем уха, как стонут перепуганные овцы в предчувствии смерти. И еще шустрее заработал руками и ногами.

Наверное, то, как он бежал, со стороны выглядело странным танцем – как будто мальчишка просто выкаблучивается: прыгает, опираясь на костяные костыли, и приплясывает…

И дышать было Аркашке в жарком мареве так трудно, что силуэт Овечьей Смерти у него перед глазами дергался, мотался из стороны в сторону…

Аркадий побежал еще быстрее.

Белый костлявый призрак почувствовал преследование… Аркашка увидел, как, начиная с ужасного черепа до кончика хвоста, состоявшего всего из нескольких коротких костяшек, крупная дрожь прошла по скелету Овечьей Смерти.

Ведь Аркадий почти настигал его.

Вытянув шею вперед, Овечья Смерть, дробно гремя костями, вновь вздрогнула, встряхнулась – как встряхивается собака, только что вышедшая из воды. Она к чему-то приготовилась? К нападению?

Надо идти прямо на нее. Ведь Аркадий подскакал так близко, что мог бы даже схватить Овечью Смерть за костлявый хвост.

Но как – идти? Если слышен скрип и похрустывание ее костей, значит, этот белый скелет материален, он есть на самом деле. Ведь не может так скрипеть просто дух, призрак – то есть НИЧТО? И как тогда сквозь него идти?

«Сейчас как ударюсь об эти кости – они все на меня и посыплются! – подумал Аркашка. – Очень приятно быть обсыпанным костями какой-то Смерти…»

Но выбора не было. Сделав еще два больших прыжка, Аркашка как можно сильнее оттолкнулся от земли обожженными пятками, напрягся, ожидая удара о крупные твердые кости…

Словно о дно раскаленной сковородки ударился он лбом, лицом, грудью, коленками. Аж звон пошел. Этот гудящий жаром звон продолжал стоять у него в ушах, и ослепительное пламя возникло перед глазами.

Огромная, необъятная пасть гигантского черепа закрылась, на миг поглотив адское пламя. Лишь сквозь щели в костяных зубах проскакивали язычки пламени.

Пасть открылась, жаром дохнуло на Аркадия – и тысячи, миллионы овец заплясали посреди огня! Они прыгали, шарахались в разные стороны, тоненько и жалобно блеяли, вытянув головы вверх. Но спасения им не было: чем выше прыгали охваченные пламенем бедные овцы, чем громче и беспомощнее они кричали, тем больше становился череп, шире пасть, жарче огонь…

Пасть открылась, жаром дохнуло на Аркадия – и тысячи, миллионы овец заплясали посреди огня!

«Надо выгнать их из этого огня! Что они там мотаются?! – подумал Аркашка. – Да, а где это? Что это? Неужели овечий ад?!»

Крепко сжав овечьи кости-костыли, он собрался разогнать ими овец, выгнать бестолковых-безмозглых из их, овечьего, ада… И шагнул в самое-самое пекло. Взмахнул руками – рассекая воздух, свистнули, как две сабли, овечьи кости…

Раздался оглушительный сухой хруст – как будто ломалась и крошилась одна гигантская пересушенная кость. Горячее пламя еще раз вспыхнуло – и больше Аркашка его не видел. Потому что он не видел уже ничего.

Тетка потеряла его в степи.

Наступило утро – и отец с бабушкой, с первыми лучами солнца подошедшие к загону, нашли лежащего на земле Аркашку. Они отволокли мальчишку в дом. С радостным криком бросилась к нему тетка Танька.

– Ты зачем в степи-то спал, сокол ясный? – спрашивала бабушка, протирая лицо Аркашки тряпочкой со свежим растопленным бараньим жиром.

– И как же ты сильно обгорел, – удивлялся отец. – Вчера, я издалека видел, ты чуть ли не весь день на солнце сидел. Вот и спалился так… Разве ж так можно? Очень солнце опасное – не заметишь, как сгоришь.

– Это днем он сидел, – согласилась бабушка. – А ночью-то как он на улице оказался? Чего ему дома не спалось-то? Или Аркадий у нас лунатик? По улицам ночью таскается, на луну воет? Так ведь не было вчера никакой луны. Вон какие облака все небо заволокли. Ночью ни звезд, ни ветерочка, темень сплошная была…

– Нет, Аркашка не лунатик, – покачал головой отец. И тут же оживился. – А-а-а, мать, я понял, почему он на улицу спать-то отправился: Аркашке просто жарко в доме стало. Как ему кожу-то пекло днем обгоревшую! Это ж невтерпеж просто! Он и отправился на свежий воздух, думал, наверно, что там охладится, да, Аркаш? А там, на улице-то, наоборот, еще жарче, чем в доме. Вот тебя сон-то там, на земельке, и сморил. Да, сынок?

Аркашка не мог говорить: пережженная кожа лица мешала двигать ртом. Это было очень больно. А потому мальчишка лишь кивнул, не говоря конкретно ни «да», ни «нет».

Бабушка с ног до головы вымазала его бараньим жиром – это, сказала она, избавит его от мучений, которые он испытывает из-за того, что солнце спалило все его тело, даже те места, что были скрыты под одеждой. Как такое могло получиться, ни бабушка, ни отец даже предположить не могли. Да и Аркашка сам не знал, что и думать: то ли со Смертью он вчера и правда бился, то ли просто на солнце пересидел…

– Радиация! – на всякий случай заявил отец, подняв палец кверху. – Вон какая странная в этом году солнечная активность.

И только Татьяна, казалось, знала, как на самом деле обстоят дела. Все время, пока бабушка обмазывала Аркашку лечебным жиром, она смотрела на него, как на героя.

А как только отец и бабушка вышли из комнатки – приехал долгожданный зоотехник, и они бросились его встречать, Татьяна тут же метнулась к изголовью Аркашкиной кровати.

– Живы все овцы сегодня остались, понимаешь? – громко и взволнованно зашептала она. – И на улице иди посмотри, что творится. Прогнал ты ЕЕ…

– Кого? – чуть приоткрыв рот, спросил Аркаша.

– Смерть Овечью! – громко крикнула Татьяна. – Прошел ты сквозь ее поганый скелет. Через нее прошел… Ой, что было! Особенно когда вы с ней исчезли!

Значит, это все было на самом деле! Это не приснилось перепекшемуся на солнце Аркашке, от перегрева мозгов сошедшему с катушек и уснувшему в степи! А то уж он думал, что его галлюцинации замучили. Белая Смерть-скелет на костях-подпорках была, миллионы овец, сожженных ею, он видел тоже…

– Ты спас всех овец! – патетически сказала молодая-старая тетка. – Ушла Овечья Смерть из нашей округи! Только костяной след от нее остался.

– Какой-какой? – переспросил Аркашка.

– Костяной след! Иди посмотри! – Тетка Танька, похоже, была невероятно счастлива. – Мать рассказывала, что тогда, когда она во времена ее детства отсюда ушла, тоже костяной след ее остался. Все ходили смотрели…

– Пойдем! – с большим усилием поднявшись с кровати, сказал Аркашка.

Бараний жир делал свое дело. И пусть футболка вся пропиталась им, он принес облегчение. Внутренний жар еще мучил Аркашку, но он относился к нему как к обычной температуре. А уж какой только повышенной температуры у него за всю жизнь не было! Вот уж что ерунда!