Даже мимолетное отсутствие тактильного контакта абсолютно невыносимо — Аддамс вцепляется в его плечи и настойчиво тянет на себя. Руки Ксавье ложатся на её грудь, мягко сжимая и пропуская между пальцев затвердевшие соски.

И все тело предательски плавится под его прикосновениями, окончательно становясь безвольным. Закусив губу, чтобы сдержать протяжный стон, Уэнсдэй подаётся ему навстречу.

Тянущее тепло быстро разливается внизу живота, сосредотачивается неуклонно нарастающей пульсацией между бедер.

Она изнывает от невыносимо острого желания ощутить его внутри.

И вместе с тем отчаянно хочет растянуть упоительный момент их близости как можно дольше.

И потому Уэнсдэй с несвойственной нежностью отстраняет его от себя. Мягко, но уверенно надавливает на плечи, принуждая опуститься на постель, насквозь пропахшую лекарствами. Немало заинтригованный Ксавье следит за её действиями потемневшими от возбуждения глазами.

Она ощущает лёгкое волнение, ступая на неизведанную территорию, но настойчиво стягивает с него пижамные штаны, обнажая напряженный член.

Машинально облизывает губы, чуть прикусывая нижнюю. Невесомо проводит заостренными ногтями по его торсу, чуть царапая разгоряченную кожу.

Все ниже и ниже.

Ксавье нервно сглатывает.

Тонкие бледные пальчики едва заметно подрагивают от едва сдерживаемого возбуждения, когда Уэнсдэй решительно обхватывает член у основания. Сжимает чуть сильнее — с его губ срывается приглушенный стон — и медленно проводит снизу вверх, задевая кончиком большого пальца головку.

Затем ещё раз.

И ещё.

— Черт… — едва слышно шепчет он на выдохе. — Ты — лучшее, что есть в моей жизни…

Так просто. Так банально.

Тогда почему её бесчувственное сердце пропускает удар?

Oh merda.

— Тише.

Уэнсдэй отбрасывает за спину мешающие косы и склоняется ниже, скользнув языком по головке. Ксавье вздрагивает и вцепляется пальцами в белоснежную простынь. Сквозь его плотно стиснутые зубы прорывается низкий стон. От этого звука её неизбежно бросает в жар — все мышцы внутри сжимаются вокруг пустоты, и Аддамс инстинктивно сводит ноги вместе в слабой попытке облегчить тянущее напряжение.

И чуть приоткрывает рот, обхватывая губами чувствительную головку. Темная помада стирается, смешиваясь со слюной — это облегчает скольжение, и ей удаётся вобрать член глубже.

Кажется, Энид что-то рассказывала о возможном рвотном рефлексе в такие моменты, но Уэнсдэй не чувствует ничего и близко похожего. Приятное открытие побуждает её ускориться. Она не слишком понимает, что именно должна делать, но похоже, её неумелые действия приводят Ксавье в экстаз. Его глухие стоны становятся все громче и протяжнее.

Наверное, они должны вести себя тихо.

Но прямо сейчас ей тотально наплевать.

Все тело Уэнсдэй пылает, словно на костре инквизиции.

Желание сводит с ума, окончательно становясь невыносимым.

Поэтому она отстраняется и, стерев размазанную помаду тыльной стороной ладони — на руке остается длинный темно-бордовый след — усаживается сверху. Ксавье сиюминутно подаётся ей навстречу, принимая сидячее положение, и с силой сжимает её бедра. Аддамс чертовски надеется, что у неё останутся синяки на местах восхитительно-грубых прикосновений.

Она чуть приподнимается, устраиваясь поудобнее, и одним резким движением опускается вниз. Пульсирующие мышцы податливо расслабляются, впуская твердый член по самое основание. Уэнсдэй тут же начинает двигаться в устойчивом быстром ритме.

Она буквально задыхается от интенсивности ощущений, все тело прошибает тысячевольтным разрядом, заставляющим её рефлекторно выгнуться в спине. Ксавье крепче прижимает её к себе, до боли стискивая ребра. Его правая рука скользит между разгоряченными телами, и большой палец ложится на клитор. От первого же прикосновения у Аддамс начинает отчаянно кружиться голова. Она машинально впивается ногтями в его взмокшую спину, оставляя глубокие ярко-красные полосы.

Она настолько распалена, что это не займёт много времени. Узкая больничная койка скрипит в такт каждому толчку.

Ксавье продолжает ласкать клитор круговыми движениями, затем надавливает чуть сильнее — и все.

Внутри словно что-то взрывается, и обжигающая волна ни с чем не сравнимого наслаждения накрывает её с головой. Уэнсдэй содрогается всем телом, чувствуя, как неистово пульсирующие мышцы обхватывают член плотным кольцом.

Ксавье почти рычит и резко опрокидывает её на постель, вжимая своим телом. Раздвигает шире дрожащие бедра — настолько, что растяжка причиняет ноющую боль — и одним рывком снова входит в неё. Темп грубых движений нарастает с каждой секундой, и Аддамс уже не пытается сдерживать стоны. Оргазм не прекращается, быстро переходя во второй, ещё более крышесносный. Все тело словно опаляет адским пламенем и бьёт лихорадочной дрожью — она буквально забывает, как дышать. Чувство реальности ускользает, растворяясь в импульсах невероятного наслаждения.

В какой-то момент ритм его глубоких жестких движений становится рваным и прерывистым. Ксавье толкается до упора, срывая с её губ особенно громкий вскрик, и тут же быстро выходит. Уэнсдэй чувствует капли тёплой жидкости на своем животе. А спустя несколько секунд — прикосновение мягкого пушистого полотенца, стирающего с кожи следы их близости. Она с трудом заставляет себя открыть глаза.

Ксавье ложится рядом, заключая её в объятия. Больничная койка явно слишком мала для двоих — он недопустимо близко, но Уэнсдэй не сопротивляется.

Совсем не хочет сопротивляться.

Взмокшие каштановые волосы беспорядочно спадают ему на лицо, и она машинально протягивает руку, заправляя за ухо непослушные пряди. Этот жест выходит недопустимо нежным, и у неё невольно сжимается сердце.

Черт побери, ну почему же он… такой?

Почему она его встретила?

Что за чудовищная ирония?

— Я должна тебе сказать… — Аддамс вздрагивает, чувствуя, как его тёплые пальцы лениво скользят по её выступающим позвонкам.

— М?

В нем так бесконечно много нежности.

Тепла. Света. Любви.

Настолько много, что ей не вынести.

Нет, она не сможет исполнить задуманное.

Не сможет довести дело до конца.

Не сможет.

Не…

— Это был последний раз.

— Что? — пальцы Ксавье замирают, и он резко приподнимается на локте, заглядывая ей в лицо.

Уэнсдэй зажмуривается.

Если он продолжит так смотреть, она не сумеет сказать то, что должна.

Почему люди называют это ощущение «разбитым сердцем»? Это слишком поверхностное и неточное сравнение.

Ведь сейчас ей кажется, что все двести пять костей ломаются одновременно.

— Я сейчас уйду отсюда и больше никогда не приду.

В уголках глаз начинает предательски щипать, но голос остаётся ровным.

Безразличным. Равнодушным.

То, что нужно.

Пусть лучше думает так.

— Что ты такое говоришь? Уэнсдэй…

— Не перебивай. Ты проживешь долгую спокойную жизнь и умрешь от старости в своей постели, как и мечтал. Однажды ты сказал, что я должна уехать отсюда, чтобы спасти всех… Я не смогу спасти всех. Но я могу спасти тебя.

— Нет… — голос Ксавье звучит совершенно надломленно. Так, как никогда прежде. — Как ты не понимаешь… Так же нельзя… Господи, Уэнсдэй. Я ведь… Я же… люблю тебя.