Леди Маллингс явно колебалась. Ей нравились мужчины, которые старались угодить своим жёнам, и все те годы, что знала мистера Платтера, он был добрым, тактичным, обязательным. Убедившись в том, что садовник уже понёс цветы в церковь, она повернулась к мистеру Платтеру и взяла конверт, оказавшийся мягким. Что бы это могло быть? Наверное, миссис Платтер прислала ей какой-то презент к Пасхе: носовой платок или салфетку… Леди Маллингс заранее растрогалась.

– Моей жене эта вещь очень дорога, – заговорил между тем мистер Платтер. – Она знает о вашем великом даре находить пропавшие вещи, поэтому умоляет – когда выдастся свободная минутка, и если это вас не слишком затруднит – выяснить, кому принадлежит то, что лежит в конверте, и где в настоящее время находится владелец. Прошу вас, не утруждайте себя: не открывайте конверт прямо сейчас, – сказал он, увидев, что собеседница именно это собирается сделать, – ничего срочного.

– Да-да, вы правы: не сейчас. Конечно, я сделаю всё, что смогу, но ничего не обещаю: у меня то получается, то – нет. И никакого «великого дара», как вы выразились, у меня нет: просто время от времени я становлюсь посредником для какой-то силы. Я всего лишь пустой сосуд.

Леди Маллингс опустила руку в свою корзинку для пикника, достала оттуда маленькую сумочку и почти благоговейно положила в неё конверт.

– Передайте миссис Платтер самые тёплые пожелания и скажите, что я очень постараюсь.

Улыбнувшись, леди Маллингс закрыла за собой дверь, а мистер Платтер, в высшей степени довольный собой, чувствовал, что справился с заданием успешно, и всё благодаря собственной предусмотрительности и тщательной подготовке к разговору по пути. Вот только дело было вовсе не в этом. Беатрис Маллингс относилась к тем людям, кто просто не способен думать о других плохо. После смерти мужа и двух сыновей она посвятила жизнь своим друзьям. Любая просьба о помощи, какой бы тривиальной ни казалась, становилась для неё на определённый момент главной целью в жизни, оставляя далеко позади другие обязанности. Она не проявила ни малейшего стремления выяснить, что лежит в бежевом конверте: для неё имело значение лишь то, что это почему-то дорого миссис Платтер, как, вероятно, дорог и владелец вещи.

Поднимая с пола ящик с инструментами, мистер Платтер уже широко улыбался, поэтому куча дополнительных дел, которые приготовила для него мисс Паркинсон, не вызвала у него негативных эмоций. Единственное, что его беспокоило, успеет ли он вернуться домой к обеду. Миссис Платтер пообещала приготовить сегодня тушёное мясо с картофелем по-ланкаширски, его любимое блюдо.

Тем же субботним утром очень рано встала и Арриэтта. Тётя Люпи попросила её забрать Тиммиса пораньше, пока не пришли дамы украшать церковь цветами.

«Их будет очень много, – объяснила тётя Люпи накануне. – Приходят все кому не лень: болтают, снуют туда-сюда, спорят. Нет ни местечка свободного: скамьи заняты плащами и корзинками для пикников. Все ведут себя так, словно находятся в собственном доме. Что Господь всемилостивый думает обо этом, я даже представить не могу. Для нас это просто кошмарный день: мы и шагу не можем сделать из фисгармонии. Продукты, вода… – всё нужно принести заранее. Часами приходится сидеть почти в кромешной темноте – свечу зажигать нельзя, – до тех пор, пока они не разойдутся. Да и после этого мы не чувствуем себя в безопасности: кто-нибудь всегда возвращается – или что-то забыл, или, напротив, что-то принёс. Поэтому, дорогая, ты уж забери Тиммиса пораньше и приведи попозже…»

Ризница действительно, когда Арриэтта вошла туда через дыру в стене утром в субботу, выглядела великолепно: цветы (в корзинах, жестяных ваннах, вазах, баночках из-под джема) стояли всюду – на полу, на столе, на конторке… Занавеси, отделявшие ризницу от церкви, были отдёрнуты, и Арриэтта увидела и там горшки с цветущими кустарниками, и высокие зелёные ветки с бутонами. Всё помещение наполнял густой аромат цветов.

Тиммис уже ждал её, и маленькое круглое личико сияло от счастья. Малыш обрёл настоящее сокровище: Спиллер сделал для него маленький лук и крошечный колчан с миниатюрными стрелами.

– А ещё он научит меня стрелять! – похвастался Тиммис. – И делать стрелы!

Арриэтта обняла его за плечи и с улыбкой спросила:

– И в кого ты собираешься стрелять?

– В подсолнухи, в кого же ещё? Так все начинают. Надо попасть как можно ближе к центру подсолнуха!

Тут вышла тётя Люпи и поторопила их:

– Бегите отсюда скорее: я слышала, как только что к воротам подъехала коляска…

Действительно, накануне вечером, во время ужина, Куранты слышали стук копыт: это двуколки и коляски одна за другой подъезжали к церкви. Наверняка на них и привезли все эти цветы, решила Арриэтта, пока они с Тиммисом пробирались сквозь настоящие джунгли цветущих растений, собранных, казалось, со всех садов прихода.

– Знаешь что, – сказала Арриэтта, как только они выбрались из ризницы и пошли по дорожке, стараясь не попасться на глаза человекам, приехавшим в коляске, – после того как побываем в огороде, мы отправимся обедать к Пигрину!

– Ура! Как славно!

Пигрин учил Тиммиса читать и писать, поэтому дважды в неделю приходил в гостиную Хомили с листками бумаги и огрызками карандашей. Будучи поэтом и художником, он умел превращать занятия в удовольствие. Пигрин всегда оставался на чай, а потом иногда читал им вслух, но Тиммиса в гости к себе в скворечник ещё ни разу не приглашал, потому что считал их предназначенными исключительно для работы в уединении – над книгой или картиной.

– Как это здорово! – воскликнул Тиммис и сошёл с дорожки, намереваясь забраться на плющ, о чём давно мечтал.

Эта солнечная суббота накануне Пасхи с каждой минутой всё больше и больше становилась похожей на каникулы. Тиммис даже мешок для добывания не взял: мама сказала, что у них всё есть, – так что в огороде им нечем было особенно заняться, кроме как играть, находить и дразнить муравьёв и уховёрток, соревноваться, кто ближе подойдёт к присевшей на цветок бабочке. Подсолнухи ещё не выросли, поэтому Тиммис выстрелил в шмеля, чем очень рассердил Арриэтту, но не только потому, что она любила шмелей.

– У тебя всего шесть стрел, а ты уже одну потерял! – попеняла она мальчику и потребовала обещания, что он не будет стрелять до тех пор, пока Спиллер его этому не научит.

Когда часы на церкви пробили двенадцать раз, Арриэтта выдернула три крохотные редиски и росток салата-латука, и они не спеша направились к дому священника, но увидели Уитлейса, катившего по тропинке к церкви тачку, наполненную рододендронами. У Арриэтты тоскливо защемило сердце: её любимая мисс Мэнсис наверняка сейчас в церкви, а она пойти туда не может, даже для того чтобы хоть издали посмотреть на неё.

Пигрину, как всегда, быстро удалось поднять ей настроение. Он очень обрадовался редиске, которую Арриэтта вымыла в купальне для птиц, а молодой салат-латук отлично дополнил восхитительные холодные блюда, которые Пигрин добыл в кладовке.