отбыли в Архангельское, где нас ждали Стефанеско и цыгане. Но вскоре любезные гости нас покинули. Чудесный сон кончился.

Некоторое время спустя я уехал в Крым, где нашел письмо короля Мануэля Португальского, извещавшего о своем приезде. Я был счастлив увидеть его вновь и восстановить дружеские отношения, завязанные в Англии. Я ценил его ум, тонкость и чувствительность, склонность к музыке и философии. Он часто просил меня петь цыганские песни, напоминавшие ему песни его родины. Король Мануэль, ведший обширную переписку, сообщал мне часть той, что имел с императором Вильгельмом II и испанским королем Альфонсом XIII. Он хотел также завязать переписку со мной, но наш обмен письмами был недолгим. Лично я испытывал страх перед писанием. Кроме того, чувствовал себя совершенно неспособным отвечать так, чтобы это соответствовало его письмам, столь же безукоризненным по форме, сколь поучительным по содержанию. Наконец, я купил письмовник, из которого копировал наугад тексты писем, не имевшие определенного содержания. Когда он получил за моей подписью письмо маленькой девочки, попавшей в большой город и рассказывающей о своих приключениях и впечатлениях, то он не оценил мою шутку и перестал мне писать.

Летом 1912 года царь отправился в Балтийский порт для встречи с германским императором. Это свидание было истинным ярмом для Их Величеств, не испытывавших никакой симпатии к императору Вильгельму. «Он себя считает сверхчеловеком, – сказала однажды при мне императрица, – тогда как он всего лишь марионетка. В нем нет настоящего величия. Я не знаю за ним других качеств, кроме суровости его нравов и супружеской верности, поскольку приключения, которые ему приписывают, все платонические».

Рассказывая мне об этом свидании в Балтийском порту, Дмитрий заметил, что оно было совершенно лишено сердечности. Отсутствие искренности с обеих сторон создало стесненную атмосферу, от которой никто не мог избавиться.

Женитьба великого князя Михаила Александровича[125] на мадам Вулферт, произошедшая осенью, погрузила в огорчение всю императорскую семью, особенно вдовствующую императрицу. Великий князь Михаил был единственным братом императора и, после царевича, наследник трона. В результате женитьбы он должен был покинуть Россию и жить за границей с женой, получившей титул графини Брасовой[126]. Родившийся у них сын умер очень юным, погиб в автомобильной катастрофе. Эта женитьба сильно повредила престижу монархии. Частная жизнь тех, кто призван царствовать, должна подчиняться интересам страны и долгу, налагаемому положением принца крови.

* * *

Я провел зиму в Санкт-Петербурге с родителями. Значительное событие отметило для меня 1913 год.

Великий князь Александр Михайлович пришел однажды к матери поговорить о возможном союзе между его дочерью Ириной и мной. Я был уже полностью согласен с этим планом, отвечавшим моим тайным желаниям. Я не забыл юной девушки, почти ребенка, которую встретил на дороге в Крыму во время прогулки. С того дня я был уверен, что это моя судьба. Подросток с тех пор превратился в девушку ослепительной красоты. Робость делала ее молчаливой, и это, усиливая очарование, окружало ее тайной. Охваченный новым чувством, я понимал бедность прошлых своих приключений. Я, наконец, нашел эту совершенную гармонию, являющуюся основанием всякой истинной любви.

Ирина постепенно избавлялась от робости. Сначала ее взгляды говорили больше, чем слова, но когда она стала более раскованной, меня восхитила тонкость ее ума и верность суждений. Я ничего не скрывал от нее из своей прошлой жизни. Далекая от возмущения ею, она проявила редкостное понимание того, что отталкивало меня в женском характере и часто заставляло предпочитать общество мужчин. Это жалкое плутовство, встречающееся у большинства женщин, и полное отсутствие у них порядочности не нравилось ей так же, как и мне. Единственная дочь, выросшая среди братьев, Ирина вовсе не имела этих женских недостатков. Ее братья, обожавшие сестру, довольно неодобрительно смотрели на того, кто собирался отнять ее у них. Князь Федор особенно решительно был враждебен ко мне. Это был высокий пятнадцатилетний мальчик. Буйные темно-русые пряди обрамляли молодое и красивое лицо северного типа, очень выразительное. Взгляд его серых глаз мог быть диким, как у хищника, или мягким, как у ребенка; его суждения зачастую были неожиданны и странны. Враждебность, которую он мне сперва выказал, быстро растаяла, и он стал лучшим моим другом. Когда я женился на его сестре, наш дом стал и его домом. Он не мог жить без нас и не покидал нас до 1924 года, когда женился на княжне Ирине Палей, дочери великого князя Павла Александровича.

Моя помолвка с Ириной не была еще оглашена, когда Дмитрий пришел меня спросить, правда ли, что я женюсь на его кузине. Я ответил, что речь об этом шла, но еще не решено: «Дело в том, что я сам, – сказал он мне, – хотел бы на ней жениться». Сначала я подумал, что он шутит. Но нет: он уверил меня, что никогда не был так серьезен. Пришлось княжне Ирине выбирать между нами. Мы приняли молчаливое соглашение не делать и не говорить ничего, что могло бы повлиять на ее выбор, Но когда я ей рассказал об этом разговоре, она ответила, что решила выйти за меня и ничто и никто не заставит ее изменить решение.

Дмитрий смирился перед выбором, твердость которого чувствовал. Но это сказалось на наших отношениях: тень, которую моя женитьба отбросила на нашу дружбу, никогда не смогла рассеяться.

Глава XVII

Заграничное путешествие. – Соловецкий монастырь. – Герцогиня Мекленбург-Шверинская

В 1913 году Россия торжественно праздновала 300-летие дома Романовых. Я в начале лета уехал за границу. Ирина и ее родители, задержанные праздниками 300-летия, наконец, присоединились ко мне в Англии. После краткого пребывания в Лондоне они отправились до конца сезона в Треперт, я не замедлил их сопровождать и пробыл там с ними некоторое время, прежде чем вернуться в Россию.

Вскоре после моего возвращения великая княгиня Елизавета предложила мне сопровождать ее в паломничестве, которое она собиралась совершить в Соловецкий монастырь.

Основанный в начале XV века святым Савватием и святым Зосимой, этот монастырь расположен на крайнем севере России, на острове в Белом море. В Архангельске, откуда мы должны были переправляться, великая княгиня хотела посетить некоторые церкви, и было условлено, что я присоединюсь к ней на корабле. Но, гуляя по городу, я настолько забыл о времени, что, прибыв на пристань, обнаружил, что опоздал к отплытию. Я нанял моторный катер и отправился догонять корабль. Я догнал его лишь по прибытии в Соловки, где причалил, довольно сконфуженный, одновременно с великой княгиней.

Вся община с настоятелем во главе предстала перед