То, что было заснято видеокамерой, установленной всего лишь пару месяцев назад, при грамотном написании сценария можно было бы растянуть на телесериал в несколько сезонов. Но, как известно, зачастую жизнь предлагает сценарии вне конкуренции с самыми талантливыми и творческими фантазиями профессионалов. В реальности это выглядело так: в сумерках летней южной ночи человек, подъехавший на черном «шевроле», настойчиво стучал в ворота. Ожидая, пока ему откроют, он начал выгружать мешки из машины и перетаскивать их к воротам. Но престарелые монашки спали крепким девственным сном, они не слышали, ни как подъехала машина, ни как стучали в ворота. Наконец, сестра Инесс, старшая из двух, поднялась и, накинув халат, вышла во двор. К этому времени находчивый министр уже перебросил один мешок и чуть было не убил Божью невесту, перебрасывая второй. Сестра Инесс отворила ему и стала довольно шустро для своего возраста помогать перетаскивать оставшиеся мешки. За этим занятием их и застал местный полицейский, невыспавшийся и небритый, – кто же может угадать, когда настанет его момент славы, с фотографией на первых полосах газет, дотошными журналистами и неминуемым повышением по службе! Неудачливый министр попытался скрыться в монастыре, объясняя перепуганным монашкам, что полицейский хочет его ограбить – отнять деньги, которые он добровольно принес на пожертвование. Сонные старушки кивали и косились на пистолет, который высовывался из-под пиджака мецената, так стремившегося замолить свои грехи и отдать на восстановление храма Господня и прочие нужды огромное состояние.

Я сидела в компании друзей и так же, как все, хлопала глазами, запивая разворачивающийся детектив красным вином.

– Вот так… это вам не швейцарские банки и не виноградники в Тоскане. Третий мир… какой-то по-детски трогательный, с милыми монашками, ворочающими мешки с деньгами. Как непосредственно, – умилялись мы.

– Да-а… вышел мужик с девятью миллионами долларов и мушкетом ночью и не подумал, что совершает ошибку своей жизни. Надо ж было не в монастырь идти, к нерасторопным девам в годах… Вот если б в синагогу мешки побросал, все были бы в доле, и полиции не пришлось бы ночью отрываться от телевизоров и кофе с булочками.

В последующие дни появлялись различные версии случившегося, соревнующиеся между собой по их нарастающей абсурдности, Монашки, вызванные на допрос, клялись Богом (на что имели заслуженное жизнью право), что знать ничего не знали, и думали, что синьор министр привез пожертвование монастырскому приходу и благотворительные подарки в мешках. Сам министр понуро тупился в пол и признавался, что да, украл, но во имя святого дела. Не корысти ради. На отца Федора из «Двенадцати стульев» он похож не был. И на доброго русоволосого Робин Гуда тоже. Гладко выбритый, с породистым полным лицом и аккуратно зачесанными редеющими волосами, похож он был на миллион других служителей государственного аппарата: от коррумпированных членов кабинетов Старого Света до их коллег из новых миров, пользующихся более примитивными технологиями присвоения бюджетных денег.

Оппозиция ликовала: в предвыборный период – видеоролик чиновника с мешками денег, и не простого чиновника, а возглавляющего Министерство жилищно-коммунального хозяйства и строительства, правой руки министра государственного планирования и инвестиций. Да, это было большой удачей. Журналисты соревновались в острословии по поводу методов распределения инвестиций, а народ ждал продолжения расследования. Ни у кого не оставалось сомнений, что усатый министр планирования и инвестиций последует прямым ходом за своим коллегой и помощником. Однако этого не случилось, он и по сей день является депутатом национального Конгресса.

Аргентинская юстиция, как пациент с диагнозом синдрома рассеянного внимания, переключилась, вместе с общественным мнением, на что-то другое, потеряла фокус, захлебнулась в расследованиях, а потом наступили традиционные неприсутственные дни в суде, совпадающие со школьными каникулами, и все адвокаты ушли в двухнедельный отпуск. Когда весь этот громоздкий, косный аппарат правосудия вернулся к работе, произошло нечто более серьезное, что подвинуло дело о мешках с деньгами с первого плана и с первых полос газет. В ванной пентхауса с видом на эстуарий Рио-де-ла-Плата был найден федеральный судья в луже крови, рядом, на полу, лежал пистолет. Судья был убит накануне предъявления собранных им за последние десять лет документов, касающихся самого крупного в истории Аргентины террористического акта и наводящих на мысль о сговоре госпожи президента с исламскими экстремистами в отношении расследования этого дела.

В январе, когда в Буэнос-Айресе раскаляется и плавится асфальт от жары и влажности, единственным преимуществом остается то, что город пустеет, по тротуарам можно кататься на роликах, а водителям новеньких и недешевых машин удается наконец насладиться ими и даже полихачить вместо того, чтобы стоять в бесконечных пробках. Не являясь ни любителем роликов, ни обладателем автомобиля, я под общим порывом уехать куда-то из влажной парилки, в которую превратился город, тоже засобиралась в путь, выбрав Кордобу, вторую по величине провинцию Аргентины, расположенную в центре страны. Дополнительным бонусом послужил ежегодный фестиваль фольклора, который проводится неподалеку от одноименной столицы Кордобы (в испанском написании: Córdoba, но русские справочники называют ее Кордова, причем, непонятно почему, поскольку ни одним из правил транслитерации этого не объяснить, так что впредь я буду называть эту провинцию правильно – так, как она звучит), в живописной долине реки Коскин. Мне даже удалось найти компаньонку для путешествия, пообещав высокой и крупной москвичке Оле, которая приехала в Аргентину танцевать танго и сетовала на малорослых партнеров в Буэнос-Айресе, что в Кордобе – все как на подбор гренадеры, как и ее любимый певец Хавьер, что вскружил Ольге голову, будучи с гастролями в Москве, и что сам Хавьер тоже будет на выступать на фестивале.

Хавьер – длинноногий и широкоплечий рослый красавец с крупными ровными зубами и длинными волосами, и как будто всего этого мало, редчайшего обаяния вокалист и руководитель созданного им оркестра, был воистину сексуальным символом и спутником триумфа танго по всему земному шару! Бывший рокер, преобразившийся в исполнителя танго в собственной аранжировке, он, казалось, вобрал в себя энергию гор и рек своей неповторимой провинции и излучал ее, зажигая зал и заряжая зрителей фейерверком жизнелюбия, что уже само по себе необычно для исполнителя танго. Помимо танго в его репертуаре были песни «квартето» (разновидности аргентинского фольклора, традиционного для провинции Кордоба), которыми он каждый раз завоевывал сердца местных слушателей. Когда он, подыгрывая себе на банджо и запрокидывая голову так, что его шикарные волосы водопадом играли в свете сценических прожекторов, пел: «Не говори мне нет… нет, нет, нет!!!» – на сцену летели футболки и даже лифчики, обладательницы которых таким образом наглядно пытались доказать, что они-то уж точно не скажут красавчику из Кордобы «нет»!

С Хавьером мы были знакомы с времен, предшествующих его бешеному успеху. Я брала у него интервью, как у руководителя современного оркестра, он приглашал меня на все свои шоу, и, пока музыканты собирали инструменты после концерта, мы тихо беседовали и он отвечал на все мои вопросы.