и их дочерних больниц. Нашла старую повестку дня, хотя повестка дня — чушь собачья в сравнении с тем, что они могли обсуждать, если верить бюллетеню Альбатроса. Все больницы соответствуют списку местоположений в городах, перечисленных в электронных письмах, которые тебе зачитал Брэд.

— Кто врач и какая больница в Нью-Йорке?

— Мы так и знали, что ты спросишь про Нью-Йорк. Самера покопалась в корпоративных записях. Вот что она нашла. В повестке дня Сент-Луиса указан Роджер Хофф из Меривью Медикал. Эту больницу в семидесятых поглотила компания Мидтаун Медикал, а её в свою очередь поглотила …

— Тенкилл.

— Ну вот, ты уже в курсе. Поэтому нам нужно попросить Генри получить доступ к старым архивам Меривью и узнать, что Тенкилл сделал с ними после их приобретения.

— Ага. Вот почему Брэд хотел сообщить мне как можно скорее, а Лена смотрит расписание поездов. Машину брать не советую, потому что даже ты не сможешь контролировать движение. А на 93-ей станции оранжевой ветки строительство в разгаре.

Я высовываю голову из-за колонны, и, конечно же, в этот самый момент на вокзал входит какой-то тип. Он внимательно смотрит вокруг, поэтому я пячусь назад. Кажется, он один из тех, кто вчера стоял у моего пентхауса. Секунда, и он будет здесь, потому что расстояние между нами не такое уж большое. Если я рвану обратно в туалет, он меня увидит. Так что мне лучше мчаться через станцию и спускаться по лестнице к поездам в надежде успеть к прибытию и затеряться в толпе.

— Секундочку, — говорю я Виктории и вдыхаю, прижавшись спиной к колонне. Из тумана моих воспоминаний вдруг выплывают слова тёти Вайолет как самое ясное, звенящее решение, что делать. Если ты на крючке, говорила она, будь самым умным тунцом и дружи с акулой. Пусть рыбаки тащатся за тобой по глубокому синему морю, пока твой друг-акула зубами перерезает леску. Веди двойную игру.

Я так и не поняла, что она имела в виду. И я не уверена, понимаю ли сейчас или мне просто вспомнились её слова, потому что я одета как рыбачка. Но внезапно до меня доходит, что делать.

— Ребята, — говорю я. — Очевидно, мы едем в Нью-Йорк и роемся в старых архивах Меривью. Я на станции Бэк-Бэй, у меня кое-кто висит на заднице, и он может спалить нас в любую минуту. Брэд, скажи Лене и Самере, что вы все трое должны как можно скорее встретить меня на Южном вокзале. Мне понадобитесь вы все, чтобы таскать старые ящики, если там старые ящики, или проводить диверсию, или мало ли что ещё. Самера пусть прихватит журналистское удостоверение. Всё это нам нужно проделать за одну ночь, не теряя времени. Виктория, когда команда Эл Рэ решит, как перебросить тебя обратно, ты сможешь …

— Да, я обработаю этот жёсткий диск Тима Котона. Да, я позабочусь о Сыщике и Зэ Эме. Да, я проверю, чтобы яхта была крепко привязана. Кстати, ты в курсе насчёт яхты? Самера и Лена взяли её у какого-то чувака, которого они зовут лодочником и торговцем лошадьми, и ты бы видела эту морскую собаку.

— Всё так плохо?

— Даже не представляешь насколько.

— Отлично. Брэд, ребята, вам нужно поторопиться. Двигайте на Южный вокзал и оденьтесь так, чтобы выделяться из толпы, но закрыть лица. И скажите Лене, чтобы она упаковала нам сменную одежду, нормальную человеческую одежду.

— Да, — сухо отвечает Брэд.

— Наденьте что-нибудь такое выпендрёжное, чего уж точно никто не проглядит.

— Понял. Будет выполнено.

Самый лучший ответ на все запросы.

Глава девятнадцатая

Стоя за колонной, делаю ещё один звонок, прежде чем начну вести двойную игру. Связываюсь с Эл Рэ, прошу её убедиться, что Виктория сможет безопасно перебраться из моего пентхауса обратно в конспиративную квартиру, и наконец признаюсь, что меня настораживает Джозеф. П. Кармайкл.

— Я присмотрюсь к Джо, — обещает Эл Рэ. Я запихиваю телефон обратно в поясную сумку, поправляю шляпу, снова надеваю солнцезащитные очки поверх прогрессивных и наконец выхожу из-за колонны. Это станция оранжевой ветки, которую не любит никто; может быть, она считается даже противнее всеми презираемой зелёной ветки. Почему так? Потому что на всех станциях воняет, и кажется, ни одна из ржавых консервных банок, из которых состоят так называемые поезда, не ремонтировалась с тех пор, как тут высадились паломники и начались суды над ведьмами. Расписание соответствующее; верить, что сумеешь влезть в вагон и устроиться так, чтобы никто не раздавил тебя всмятку и не разбил лицо рюкзаком, — всё равно что уволиться с работы в надежде на выигрыш в лотерею. Просить бостонских политиков отсыпать денежек на модернизиацию инфраструктуры, развитие современных технологий, хорошее освещение и безопасность, чтобы простые люди, в том числе женщины, могли вовремя и без рисков доехать куда им нужно, — как агитировать местных фанатов болеть за янки. Никто не может даже примерно сказать, сколько изнасилований, домогательств и преследований имеют место быть на этих плохо освещённых, недоукомплектованных станциях и в вагонах. Не думаю, что я сумею досчитать до такой цифры.

Вот и за мной по этой станции, где визжат колёса и воняет жжёным кофе, дымом и всеми ароматами толпы, крадётся один из Пентхаусменов. Я наступаю на свежую жвачку и с трудом вытаскиваю увязший ботинок. Глядя на дорожные знаки, спускаюсь по тёмной, грязной лестнице из коричневого кирпича, построенной за десятилетия до моего рождения, к вагону с ржавой оранжевой буквой «Т», чтобы он швырял меня по тёмному туннелю, полному крыс, к перекрёстку Даунтаун. Там я пересяду на красную ветку до Южного вокзала. Внизу лестницы я небрежно поворачиваюсь и убеждаюсь, что Пентхаусмен видел, как я спускалась. Он пытается сделать вид, что не следит за мной. Я совершенно точно уверена, что это он.

Визг железных колёс — такой громкий, что я затыкаю уши. Но это хорошо, потому что подъезжает поезд, а он-то мне и нужен. Конечно, платформа полна людей. Бизнесмены в костюмах, экскурсанты из библиотеки, женщины с колясками, музыкальный коллектив в костюмах из «Звуков музыки» и с громоздкими инструментами наперевес. И заполняющие всё вокруг, как тёмная материя, вездесущие студенты колледжей с непременно трещащими по швам рюкзаками. Много-много возможностей затеряться в толпе. Двери поезда открываются, он уже битком набит стоящими людьми того же типа, что и на перроне. Музыканты пробираются к запасному выходу, и, к счастью, я занимаю отличное место у главного выхода, втиснувшись между рюкзаками, телами и колясками. В этой толпе не разглядеть, смог ли Пентхаусмен протолкнуться в