– Может, ты хочешь о чём-нибудь спросить меня?

Хозяин смотрел сумрачным вишнёвым взглядом.

В такой обстановке язык сразу прилип к нёбу.

– Нет, не хочу, – отозвалась я.

– Неужели тебе ничего здесь не интересно?

О, мне многое интересно! Но я, пожалуй, выберу болтовню с Германом допросу Хозяина. Словно прочитав мои мысли, Мой Волк сказал:

– Если у тебя будут вопросы, задавай их мне, а не Герману.

Ревнует?

Я мало писала, Дневник, о Германе, потому что это история не о нём. Но я часто общалась с ним. Я подстерегала его, примерно зная, когда он придёт к этой своей невесте, и по крупицам узнавала о том, что меня волновало. Я вовсю старалась стать его другом. И кажется, со временем Герман расслабился, стал мягче и доброжелательнее. У меня чутьё на замкнутых людей, такие и приходят в мою жизнь: Мой Волк, Герман.

От Германа я узнавала о Тёмном Уголке, о роли СамСветов, о Ворах и Защитниках. Узнала немного об истории этого места, узнала, что после исчезновения бывшей царицы замок выбрал хозяином Моего Волка (у нас с Замком-заводом одинаковые вкусы). Узнала, что Царя звали Драг Драг Кресс или Дэкресс, сокращённо. Я узнала первое имя Хозяина, да. Оно мне нравилось куда больше, чем Царь Вор. Меня раздражало, когда его звали Вором. Слишком подлое слово для Моего Волка. А имя Дэкресс ему подходит. Оно жёсткое и рычащее. Хотя странно звучит для призрака. Но и призраков я знаю не много.

Вот почему в моём дневнике так мало про Германа: когда я начинаю писать о нём, всё равно переключаюсь на Хозяина.

– Чем будешь заниматься? – спросил Мой Волк.

– Вернусь во двор, чтобы поиграть с химерами, если позволишь, – ответила я.

– Пойдём вместе.

Я удивлённо подняла брови, но сумрачный взгляд Хозяина не дал мне подсказки. О чём он думает, что ему нужно? И зачем идти обратно, раз мы только пришли от химер? Но в ответ я только кивнула. Сегодня Хозяин не похож на себя. Это меня напрягает.

Да уж, Хозяина легче обожать на расстоянии. И почему мне сейчас так неуютно? Это всё глупая Ленка со своими нравоучениями и домыслами! Убивает во мне самооценку!

Мне кажется, что Мой Волк мне не доверяет. Если бы он немного расслабился, то нам обоим сразу стало бы легче. Значит, мне просто надо стараться за двоих. Мы подружимся. Он поймёт, что я ему нужна.

Химеры лежали у кареты. Я недавно поняла, что связана с ними. Когда у меня хорошее настроение, они прыгают и играют. Когда я подавлена или тревожна, они лежат, покорно положив тяжёлые мохнатые головы на передние лапы.

Я подошла к животным и стала теребить Бусинку с неестественным весельем. А какая может быть естественность под пристальным взглядом вишнёвых глаз?

– Ты ведь знаешь, что они неживые? – неожиданно спросил Хозяин.

– Это как?

К чему он клонит?

– Это волшебство. Твоё волшебство.

Между моими пальцами зубчиками торчала красная шерсть. Если я сожму пальцы и дёрну, Бусинке будет больно.

– Моё волшебство? Такое возможно?

– Как мой волшебный сад.

Да уж, выбрал сравнение. Как можно тот безвкусный блестящий сад сравнивать с моими умными питомцами?

А красную розу можно сравнить?

Неважно! Живые или волшебные – это ничего не меняет!

– Ну, пускай будут волшебные, – согласилась я.

Хозяин развернулся и поднялся в Старшую Башню.

Вот так. Со мной ему неинтересно.

Возможно, этим я оправдывала себя. Свой поступок. Хотя какое может быть оправдание? Меня выбрал Царь Воров. Тот самый, к которому даже замок оказался неравнодушным. А я предала его.

Пытаюсь успокоить саму себя: «Я слишком долго его ждала!» Ага, четыре месяца – разве это срок? Некоторые ждут всю жизнь.

Но я исправно ходила в «Ананас», как заядлый шопоголик. Нет, словно «Ананас» – это Замок-завод. А на самом деле я просто не знала, куда ещё мне пойти в декабре. И где ещё я могу его встретить.

Я приходила в торговый центр после школы или на выходных, говоря дома, что отправляюсь к подружкам. В будни – школьная форма, в выходные – при полном параде, но иногда в джинсах, когда совсем без настроения. Мама, наверное, свято верила, что я хожу на свидания, но пока речи о знакомстве с кавалером больше не заводила. Хотя по её взгляду я догадывалась, что новый разговор на горизонте. В «Ананасе», чтобы заесть грусть, я брала на фуд-корте двойную порцию клубничного мороженого, политого шоколадным сиропом. Даже когда выпал снег, я, с присущим мне мазохизмом, мороженое предпочитала горячему шоколаду. Продавец – блёклый, но улыбчивый парень – всегда сиял, когда я подходила за своим мороженым, и радостно восклицал:

– Я знаю, что вам сегодня нужно!

Ага, знаешь ты! Мне нужен мужчина с глазами, как вишня, которой ты украшаешь мороженое. Мужчина с железными крыльями из замка, похожего на завод. Ты точно уверен, будто знаешь, что мне нужно сегодня, что мне нужно всегда?

Но я мило улыбалась, как приличная девочка.

Даже когда я устала от клубничного мороженого, мне неловко было отказывать сияющему продавцу. Это стало моей маленькой традицией. Но не об этом я хотела написать.

Он ловил каждое её движение, каждый поворот головы, каждый взмах руки.

И рисовал.

Десятки карандашных рисунков хранили её улыбку.

Она напоминала цветок мака. У неё были длинные пушистые красные волосы, чёрная макушка, тёмные мелкие веснушки по всему лицу и большие зелёные глаза. Зелёным было и платье, облегающее маленькую хрупкую фигуру. Сколько ей было лет, он не знал. На вид она выглядела старше его, но он не был уверен, как она считает время: годами или столетиями.

Он сам назвал её. Он хотел, чтобы у неё было самое чудесное имя, но не мог выбрать. Все имена недостаточно хороши для неё. Он был в отчаянии. Тогда она спросила:

– Кого ты любишь или любил?

Герман молчал. Неподходящий момент для признания в любви.

– Никого и никогда? – продолжала допытываться она.

Герман неестественно побледнел.

– А кто любил тебя? – задала красноволосая другой вопрос.

– Наверное, только Мурка, – вздохнул Герман.

– Мурка… – она словно пробовала слово на вкус, – хорошее имя. Мне можно? Мурка не будет против?

– Мурка умерла, – выдохнул Герман.

– Значит, не будет.

Герман хорошо помнил этот диалог. Он помнил все её слова, потому что она говорила мало.