Почему-то я рассмеялась. С Женей было легко.

– Ты куда сейчас? – спросил он, ободрённый моим смехом.

– Домой, – вот и я вставила слово в его монолог.

– Можно тебя проводить?

Я пожала плечами. Почему бы и нет. Прогуляюсь в компании.

– Если бы в детстве я знал, что стану продавцом мороженого, то умер бы от счастья. Прекрасное будущее. Хе-хе. Как меняется ценность вещей с возрастом, ты только подумай! Теперь эта профессия не кажется мне привлекательной, – рассуждал Женя по пути к моему дому.

С болтунами хорошо: можно думать о своём и молчать. Я старалась улыбаться и кивала, пытаясь окончательно не уплыть мыслями к своей любви. Меня мучили угрызения совести: я раздумывала, а вдруг Хозяин встретит нас? Хотя это всё понарошку. Я не собираюсь влюбляться в Женю, а в случае чего он станет отличным прикрытием от мамы: простой, спокойный, жизнерадостный. Лучше кавалера не сыскать. Мама будет спокойна и счастлива.

– Расскажи о себе? А то я болтаю, как радио.

Хм… если я расскажу ему правду, он вряд ли захочет ещё раз угостить меня мороженым. Да и вообще будет держаться подальше на всякий случай. Я – Князь, и мне пятнадцать лет. Я учусь в девятом классе и в свободное время выслеживаю мужчину с глазами-вишнями. Он угрюм и похож на волка. Он… занимает все мои мысли. Ты не встречал такого?

– Ну-у, мне нечего рассказывать. Школьница. Отличница. Люблю прогулки и активный отдых. Зовут Князем. Прозвище от фамилии. В детстве мечтала стать пилотом летающей тарелки. Обязательно пилотом! Мне нравится летать.

– Ого, какие планы! – присвистнул Женя.

На самом деле он довольно милый. Но я бы никогда не стала с ним встречаться. Только если лет в двадцать пять, когда устану от бурной (хе-хе) жизни и захочу причалить к тихой гавани. О, как я пишу! Не зря отличница и люблю литературу. У меня будет правильный литературный дневник.

– Мы пришли, – сказала я, тормозя на автобусной остановке.

До дома, конечно, я не позволила меня довести. Зачем новоиспечённому кавалеру знать, где я живу?

– Дашь телефончик? – краснеет.

Сказала первые пришедшие на ум цифры. Он вбил в свою трубку и не сделал контрольный дозвон. Глупый. Я побежала домой.

Десять часов – ох, дома влетит! С Женей время пролетело незаметно.

Джин стояла в коридоре со свинкой на руках. У кого не выдержали нервы? Ага, сдался Андрей. В общей комнате отец и сын выясняли отношения. Нашли время. Соседей совсем не жалеют.

Эх, Алексей. Хирург. А я думала, что у врачей железные нервы. Слишком он мягкий для воспитания детей, и вспышки гнева ему не идут. Чувствуется фальшь. Ведь он знает, что слабее своих детей. А сейчас пытается поставить Андрея на место. Хи-хи. Джин ревёт. Я злорадствую.

Андрей пронёсся мимо меня и выскочил из квартиры. Я юркнула в детскую, чтобы не попасть под горячую руку. За поздний приход по голове не погладят. Лучше остаться без ужина, чем исповедоваться Алексею.

Куклы с комода Джин ретировались под кровать: оттуда, словно из темницы, торчали пластмассовые руки-ноги. А на комоде теперь помещались только лишь здоровенная клетка, полная опилок и сена, и рядом картонная коробка с кормом.

Зашла Джин, осторожно прижимая к себе своё пёстрое мохнатое чудо.

– Ну что, свинка жива? Не умерла от инфаркта? – спросила я, переодеваясь в домашнюю одежду.

– С ней всё хорошо, – бесцветно ответила Анжела-младшая.

Она выглядела растерянной. Наверное, не знала, что делать: радоваться питомцу или переживать из-за ссоры.

– Папа сердится, – грустно сказала она, сажая свинку в клетку.

– И правильно, – кивнула я, застёгивая пуговицы халата.

Джин надула губы.

– Будешь занудой, назову её Князем!

– Тогда я оторву тебе ухо и выброшу в окно.

Обычные сестринские разговоры.

Джин показала мне язык.

Андрей позаботился о клетке и о корме. Хороший выйдет из него муж. Ответственный. Интересно, в семейной жизни он будет походить на Алексея?

– Джин, притащи мне молока и печенья. Ну, или что-нибудь от ужина, – попробовала я отправить Хорька в стан врага.

– Вот ещё. Сама иди! – Кажется, Джин тоже не собиралась сегодня попадаться на глаза отцу.

– Мне нельзя, – ответила я, плюхаясь на кровать.

– Почему?

– Потому.

Хорёк хитро прищурился:

– Потому что пришла поздно?

– Свинка, конечно, у тебя уже есть, но учиться всё равно придётся. Не боишься за свою домашнюю работу? – решила я прибегнуть к шантажу.

Последнее время, казалось, это единственный способ обуздать Джин.

Но Джин сегодня была не в настроении помогать ближнему:

– Нет. Иди сама, – угрюмо отозвалась она.

Пришлось ложиться спать голодной.

Толстые прутья, алые маки, женские руки…

Тёмный подвал и тень Хозяина на стене…

Невеста Германа в тюрьме? В тюрьме замка? А кто тогда в подвале? Настоящий жених? И как всё это связано с Хозяином? А цветы в клетке? Они ведь живые. Наверное, того самого сорта «Герман»? И куда делся тот, из подвала? Жив ли он ещё? Или убит? Царём Вором…

А хочу ли я знать ответы?

– Я хочу жить в лесу! – заявила Художница, скрестив на груди руки и сурово поджав губы.

– Почему? – удивилась Подсолнух.

Она всё пыталась заманить Художницу в Нору, но та отказывалась. Девочка набросила одеяло на сломанное дерево и пыталась обитать в этом импровизированном жилище. Подсолнух уже несколько дней спала урывками, только когда родители были рядом и приглядывали за подругой. Но Художницу это нервировало.

– Мне кажется, что я не нравлюсь твоим родителям, и я не хочу быть обузой.

– Но ты не обуза! Родители хорошо относятся к тебе! – возразила Подсолнух.

– Всё равно. Я решила. Мне нравится здесь! – заупрямилась Художница. – Раз уж я теперь тоже живу в Тёмном Уголке, хочу собственный дом.

Она прыгала с места на место, глядя, как Собака бросается заметать следы.

– А если пойдёт дождь? – не унималась Подсолнух. – А если метель? Ведь ты оставляешь следы и мёрзнешь. В Норе явно уютнее. Там хотя бы есть крыша.

– Я собираюсь сделать себе укрытие. Ты поможешь мне? – неожиданно спросила Художница.

Подсолнух в нерешительности мяла подол платья.