– Я не знаю.

Стрейн, приподняв брови, кивнул, как бы говоря: «Так я и думал».

После урока я смотрела, как Дженни с Ханной уходят, перешептываясь. Ханна обернулась и бросила на меня злобный взгляд. Я подошла к вытирающему доску Стрейну и сказала:

– Зря ты с ней так.

– Я думал, тебе это понравится.

– Если ты будешь ее позорить, все станет только хуже.

Он посмотрел на меня, моргая, заметил мое неодобрение.

– Знаешь, я уже тринадцать лет учу таких, как она. Я умею с ними обращаться. – Он бросил губку на место и вытер руки. – И я бы предпочел, чтобы ты не критиковала мою манеру преподавания.

Я извинилась, но неискренне, и Стрейн это знал. Когда я сказала, что мне пора, что мне надо делать уроки, он не пытался меня задержать.

У себя в комнате я легла в постель лицом вниз и принялась дышать в подушку, чтобы успокоиться и перестать его ненавидеть. Потому что сейчас я словно бы чувствовала именно это – ненависть к нему. На самом деле я просто ненавидела моменты, когда он на меня злится, потому что тогда я испытывала неправильные чувства: стыд и страх; я слышала голос, подбивавший меня сбежать.

Все развалилось за одну неделю. Началось это в среду. Я сидела на уроке французского, и тут Стрейн открыл дверь в класс и спросил мадам Лоран, можно ли меня одолжить.

– Захвати рюкзак, – прошептал он.

По дороге к административному корпусу он объяснил, что происходит, но это было уже очевидно. Последние два дня Дженни не ходила на литературу, но я видела ее в кампусе и знала, что она не заболела. Накануне за ужином я видела, как они с Ханной шепчутся, близко склонив головы друг к другу. Подняв глаза, обе посмотрели прямо на меня.

Стрейн сказал, что отец Дженни написал руководству школы письмо, но все это только домыслы без доказательств. Последствий не будет. Нам нужно только вести себя в точности так, как мы договаривались: все отрицать. Если мы оба будем отпираться, они не смогут нам навредить. В ушах у меня ревел океан. Чем больше Стрейн говорил, тем более далеким казался его голос.

– Я уже сказал миссис Джайлз, что все это неправда, но важней всего, чтобы это отрицала ты. – Пока мы шли, он всматривался в мое лицо. – Получится ли у тебя так сделать?

Я кивнула. До входа в корпус оставалось пятьдесят шагов, а может, и того меньше.

– Ты очень спокойна, – заметил Стрейн.

Он изучал меня в поисках трещинки. Так он смотрел на меня в своем универсале после того, как мы впервые занимались сексом.

Открывая дверь, он сказал:

– Мы с этим справимся.

Миссис Джайлз утверждала, что больше хочет верить нам, чем этому письму. Она произнесла ровно эти слова, в то время как мы со Стрейном сидели перед ее громадным столом на деревянных стульях, словно провинившиеся дети.

– Откровенно говоря, мне сложно поверить, что это может быть правдой, – сказала она, беря листок бумаги – должно быть, письмо. Ее взгляд скользил по строкам. – «Продолжительная сексуальная связь». Разве такое могло остаться незамеченным?

Я не понимала, о чем она. В том-то и была проблема, что люди заметили. Поэтому папа Дженни и написал письмо – люди заметили.

Стрейн сказал:

– Абсурд какой-то.

Миссис Джайлз сказала, что догадывается об истинных причинах происходящего. Подобные слухи появлялись время от времени, и учащиеся, родители и другие учителя немедленно принимали их за правду, сколь бы невероятными они ни казались.

– Все любят скандалы, – сказала директриса, обмениваясь со Стрейном понимающими улыбками.

По ее словам, такие слухи обычно порождала зависть или ошибочное понимание невинной учительской благосклонности. За годы работы преподаватели сталкиваются с множеством учеников, большинство из которых, за неимением лучшего слова, незначительны. Ученик может быть умным, даже выдающимся, но это не обязательно приводит к особенным отношениям с учителем. Однако время от времени учитель встречает ученика, с которым возникает особенная близость.

– В конечном счете учителя – такие же люди, как вы, – продолжала миссис Джайлз. – Ванесса, скажи, тебе ведь не все учителя одинаково нравятся?

Я отрицательно покачала головой.

– Ну разумеется. Некоторых ты предпочитаешь другим. То же самое бывает и у преподавателей. Порой какой-то ученик просто становится для них особенным. – Миссис Джайлз откинулась в кресле, сложила руки на груди. – Подозреваю, что Дженни Мерфи просто позавидовала, что мистер Стрейн уделяет тебе особое внимание.

– Ванесса поделилась со мной одной важной деталью, – сказал Стрейн. – В прошлом году они с Дженни были соседками по комнате и не нашли общий язык. – Он посмотрел на меня: – Правильно?

Я медленно кивнула.

Миссис Джайлз всплеснула руками:

– Ну, вот видите. Дело закрыто.

Она протянула мне листок бумаги – письмо от отца Дженни.

– А теперь, пожалуйста, прочитай это и подпиши вот это.

Она протянула мне второй листок с единственной напечатанной строкой: «Нижеподписавшиеся стороны утверждают, что заявление, сделанное Патриком Мерфи в письме от второго мая две тысячи первого года, полностью не соответствует действительности». Ниже стояли прочерки для двух подписей, моей и Стрейна. Не в состоянии сосредоточиться, я пробежала письмо глазами. Потом подписала бумагу и отдала ее Стрейну, который сделал то же самое. Дело закрыто.

Миссис Джайлз улыбнулась:

– Вот и все. Лучше разбираться с такими вопросами как можно скорее.

Дрожа от облегчения и чувствуя, что меня может стошнить, я встала и направилась к двери. Но миссис Джайлз окликнула меня:

– Ванесса, мне придется позвонить твоим родителям и сообщить им о произошедшем. Так что позвони им вечером, ладно?

К моему горлу подкатила желчь. Об этом я не успела подумать. Конечно, директриса была обязана им позвонить. Я гадала, собирается ли она позвонить нам домой и оставить сообщение на автоответчике или позвонить кому-то из моих родителей на работу – папе в больницу, маме в ее кабинет в страховой компании.

Уходя, я услышала, как миссис Джайлз говорит Стрейну:

– Я дам вам знать, если от вас потребуется что-то еще, но думаю, этого хватит.

Вечером, позвонив домой, я принялась изливать потоки объяснений и дежурных фраз: все в порядке, ничего не происходит, все это абсурд, глупый слух, конечно, это неправда. Родители одновременно говорили в обе трубки.

– Прежде всего тебе надо перестать проводить время с этими учителями, – сказала мама.

С учителями? А что, их было больше чем один? Потом я вспомнила, как на День благодарения солгала, будто с кленовой листвой мои волосы сравнил учитель по политологии.