Как рука вывела три важнейших слова, он и сам не понял. Получилось как-то само собой.

– Я тебя тоже… – ответила она на его странное признание, перевернулась на спину, и, притянув к себе неуверенного, растерянного парня, поцеловала… Наслаждаясь бесконечно долго…

Фактически, они стали жить вместе, разве что она никогда не оставалась у него на ночь, и к себе домой не приглашала.

– Я не могу маму одну ночью оставить и лишний раз тревожить не хочу – поэтому гостей у меня никогда не бывает, – объясняла она.

– Но почему? – он никак не мог взять в толк, почему взрослый человек не может остаться ночью один.

– Потом как-нибудь расскажу… Когда готова буду. А пока, пожалуйста, просто отпусти меня домой.

С другой стороны, несмотря на желание всегда быть рядом с ней, он отчётливо понимал важность и нужность свободных ночей. Никто и ничто не мешали ему сосредоточиться на историях. Он, как и прежде, мог исписывать километры бумаги и проливать тонны чернил под любимую музыку.

Лето отжило уже добрую половину, а дожди так и не собирались утихать. Любой путь был помечен скопищем луж и маленьких речушек, превращающих полотно асфальта в тёмно-серую мозаику. Сама собой, действительность превращалась в выдумку – любой сюжет, за который он брался, автоматически становился переполнен тягучими дождливыми днями, укутанными слоями облачного отрепья.

Ему казалось, что прошла уже целая жизнь после того, как «цыганочка» попросила разделить на троих скамейку. С тех пор они не раз приходили туда вдвоём посидеть под большим клёном и насладиться видом реки…

Раньше ему никто не бывал столь близок. Впервые другой человек интересовал писателя ни как сложное и непонятное устройство, а как-то по-другому… В целом. То есть ему была интересна её жизнь, взгляды и отношение к различным вещам и событиям, а также желания и поступки…

А ей, видимо, наоборот, хотелось узнать всё о внутреннем мире беллетриста. Иногда казалось, что для неё единственной задачей является составить подробную карту его души, и как только такая карта будет закончена, «аристократка» потеряет к нему всякий интерес.

– Глупости… – отмахнулась она, когда однажды повелитель слов рассказал ей о своих подозрениях, – просто импонирует, как ты относишься к людям и смотришь на мир – вот и всё. Мне это кажется ужасно странным… И интересным.

– И что же особенного в моём «отношении к людям и взгляде на мир»? – удивился юноша.

Она ненадолго задумалась.

– Просто… Просто ты живёшь, словно сам не человек, а пришелец… И совершенно не понимаешь ни нас – людей, ни окружающий мир… Словно ты вообще не из этого мира. Рядом с тобой я заново изучаю жизнь. Это классно! Действительно классно…

Прозоик нахмурился, видимо, что-то решая для себя. Блондинка сидела напротив с сигаретой в руке, упорно подравнивая о край стеклянной пепельницы тлеющий пепел.

– Не знаю… – после минутной паузы, наконец, начал он, – Просто ты никогда не о чём меня не спрашиваешь, будто тебе просто достаточно быть рядом. Не в моей жизни, а рядом… Понимаешь разницу?

– Понимаю, – кивнула она. – Очень хорошо понимаю, потому что ты верно говоришь. Находясь РЯДОМ с тобой, я могу видеть, как ты действуешь в той или иной ситуации. И этого вполне хватает, чтобы узнать о тебе всё необходимое. Поверь, в этом нет ничего плохого. Для меня главное – ЧТО ты делаешь. И пока меня устраивают твои поступки, я со спокойной душой могу слушать тебя, продираясь сквозь дебри твоих мыслей.

И впрямь, за то время, что они были вместе, она так и не поинтересовалась, кем он работает (знала лишь, что пишет истории), на какие деньги существует, в каких отношениях с родителями, да и имена их известны ей вряд ли. Она была с ним исключительно ради него самого. Именно это понял писатель, после того как девушка отправилась домой. Вроде он должен был доволен и благодарен, что ему встретился такой человек. Но радоваться было нечему. Видимо, он прекрасно понимал, что изменись он хоть на йоту, их отношения оборвутся тонкой леской. Ведь помимо него самого – такого, каков он есть ИМЕННО СЕЙЧАС, ей не за что зацепиться: ни его интересы, ни близкие, ни что бы то ни было ещё ей безразличны. Несмотря на всё неприятие изменений, автор историй прекрасно понимал, что вечно таким же он быть не сможет. Рано или поздно изменения затрагивают всех.

В отличие от неё, писатель, наоборот, знал практически всё о её учёбе в институте и друзьях, с которыми она без него виделась, о детских и нынешних увлечениях, о страхах и официальных недостатках, и даже о первом, не совсем удачном сексуальном опыте.

Оставаясь противоположностями, они заполняли собственные пробелы. Ей не хватало внутренней глубины и спокойного, неспешного «разбора по полочкам» мира одного человека. Ему же, наоборот, – бездумного, зачастую опасного скольжения по обстоятельствам и событиям большого мира людей. Установив такие отношения, они вполне друг друга устраивали, хотя зачастую не могли понять.

Несмотря на кажущееся полным взаимопонимание, они всё же оставались жить в разных мирах. Даже обоюдный интерес и любопытство не мешали им отвергать многие естественные черты друг друга. То, что в начале отношений принималось как «некая изюминка, особенность характера или уникальная черта», со временем переросло в просто раздражающий фактор. С одной стороны, его странности и непохожесть на других привлекали её, но с другой… Как она любила говорить: «Всему есть предел». Часто обозначенный ею предел дозволенной странности писатель смел нарушать.

Случалось, что в некоторые моменты (когда ему на глаза попадалось что-то важное и интересное – то, что можно было использовать как материал для опусов) литератор как бы «зависал» (как это делает компьютер). То есть он моментально погружался, точнее, проваливался в свои думы, практически переставая воспринимать любые внешние раздражители.

Конечно же, тот сильнейший испуг, что она испытала, впервые увидев его «зависание», вполне оправдан – со стороны подобное зрелище выглядит УЖ СЛИШКОМ необычно. Только что он шёл рядом, спокойный, улыбающийся, без умолку болтающий… И тут ему на глаза попадается НЕЧТО. И вдруг «Хоп!»… Будто и не стало никого – был человек – нет человека. Он попросту полностью выпал из реальности. Неподвижной статуей замер на месте, взгляд стеклянный, устремлённый в никуда; рот чуть приоткрыт, даже не видно, дышит он или нет… Не человек, а призрак! Что делать?! Вызывать скорую? Или подождать? А, может, это он так шутит? ЭЙ!!! Кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь…

Проходит от пятнадцати секунд до нескольких минут, и адепт изящной словесности, «перезагрузившись», совершенно спокойно, будто и не было ничего мгновение назад, достаёт из серой сумки, маленькую тетрадь и, сосредоточившись, что-то в ней спешно строчит.

– Я всё понимаю… Понимаю, каково тебе… Как ты перепугалась… Я, наверное, со стороны психом выгляжу, но… – пускался он в лабиринты оправданий, когда девушка чуточку пришла в себя.

– Психом?! Господи… Да я думала, у тебя припадок или ещё что похуже! – она сидела на высоком бордюре, сдерживаясь из последних сил, чтобы опять не расплакаться.