– А я нет. – Он наполнил свой бокал новой порцией коньяка и отставил бутылку в сторону, явно решив заканчивать с алкоголем на сегодня. – Возможно, это самое удивительное, что происходило когда-либо с инкубом. Я не боюсь смерти, объективно понимаю, что мне осталось еще несколько лет максимум, но теперь мне хочется успеть еще больше: колонизировать Марсус, увидеть первые корабли с людьми, летящие к другой планете. Раньше это было просто галочкой в списке, теперь кажется гораздо большим. Хочется познать эмоции победы. Может, меня даже похоронят там.

Он возвел глаза к небу, а я закатила свои.

– Кто бы мог подумать, инкуб-романтик, который никогда не целовался, – съехидничала я, и в голове мелькнула шальная мысль.

О нет, Виола! Она не твое желание, это все вино.

– С поцелуями исправить не сложно, – задумчиво продолжал Сакс. – На инкубов никогда не действовали способности иллюзорниц. Теперь же мне любопытно, смогут ли они показать мне идеальную фантазию. Какая у меня вообще идеальная фантазия?

При мысли, что сидящего напротив мужчину будет первый раз целовать опытная суккуба, меня неуютно кольнуло. Не ревность и даже не чувство собственности. Откуда бы им взяться?

А чувство несправедливости. Это ведь я сделала Герберта почти человеком, а его губы попробует другая.

Отчего-то мой пьяный мозг был уверен, что право первой ночи, то бишь поцелуя, должно принадлежать именно мне.

Господи, о чем я вообще думаю?

Тряхнув головой, выбросила все эти мысли, но Сакс, словно издеваясь, продолжал рассуждать вслух, чем подливал бензина в мой и без того горящий ум.

Если бы я точно не знала, что он не мог сейчас читать мои мысли, то решила бы, что все подстроено.

– Хотя для чистоты эксперимента необходимо набрать фокусную группу, чтобы сравнить. Если первый поцелуй с иллюзорницей действительно станет идеальным, то он испортит все впечатление от более естественного процесса. Определенно нужно начать не с суккубов. Как ты считаешь, Виола?

– Советую вообще опустить планку и начать с помидоров. – Реплика вышла удивительно злой, я и сама не ожидала, что так прозвучит. Но, видимо, мне досталась роль той, кто объяснит Герберту вместо отца и матери, что есть вещи, в которых эксперименты недопустимы. – Ты одного не понимаешь: и поцелуй, и секс – это не движение мышц. Это нечто большее!

Я вдохнула побольше воздуха, чтобы попытаться описать тонкие материи, в которых сама толком не смыслила.

– Я вот никогда не влюблялась. Моей жизнью всегда был спорт. Но подруги рассказывали, что это прекрасное чувство, и когда я встречу нужного человека, за спиной словно крылья вырастут. Появится ощущение эйфории, такое сильное, что все счастье мира покажется ненастоящим.

– По описанию походит на действие тяжелых наркотиков.

– Помолчи! – зыркнула я, и Герберт с улыбкой на губах действительно заткнулся, похоже, моя воинственность его забавляла. – И здесь все зависит от второго человека, которого любишь, или который хотя бы нравится. Ни с кем другим поцелуи и секс не будут приятными. Они, как ты сам выразился, будут тренажерами. Вот смотри, я сейчас докажу!

Встав из-за своего кресла, я едва успела ухватиться за краешек стола, чтобы не рухнуть, потому что мир вокруг пришел в движение. Кажется, я все же перебрала вина, но это только добавило упрямства доказать свою правоту.

Неровной походкой я добралась до мужчины и зависла над ним, сидящим и смотрящим на меня в немом изумлении.

– Сейчас я тебя поцелую! – гордо заявила ему. – И вот увидишь, ничего не будет! Ни крыльев, ни эйфории!

Набрала в легкие побольше воздуха, задумчиво пожевала свои губы, фокусируясь на его. Красивые… Потопталась на месте и принялась медленно приближаться к лицу Сакса.

– О нет, дорогая! – Его руки уперлись мне в плечи, тормозя порыв. – Я не позволю тебе испортить мой первый поцелуй. Точно не так!

Он встал с кресла, все еще удерживая меня на расстоянии вытянутых рук и при этом уже нависая с высоты своего роста. Я тут же потерялась, понимая, что теперь смотрю на него снизу и чувствую себя удивительно крошечной, а в следующий миг уже прижатой к нему.

Дыхание Герберта пахло карамелью, самой настоящей. Не коньяком, а именно карамелью. Я скользнула взглядом по его губам и задалась неуместным вопросом: интересно, а какой у них вкус? Подняла глаза выше и встретилась с цепким взором. Мужчина внимательно изучал мое лицо, и в этот миг весь мой боевой запал дрогнул и исчез. Сердечный имплант словно пропустил удар, а я стушевалась, ощущая желание сбежать.

Но он не опустил.

Одна рука с плеча скользнула на мою талию, а вторая на затылок. Герберт притянул меня рывком, не разрывая зрительного контакта, опалил жарким дыханием и коснулся губами.

В тот же миг по позвоночнику, в месте, где касалась его рука, ударил разряд в тысячу вольт. Мне показалось, меня сожжет и оставит пеплом в его руках, потому что остатки разума испарились из головы, оставляя огненную пустыню, заполненную лавой.

Герберт солгал. Потому что невозможно целоваться в первый раз так, будто он последний…

Мне казалось, я даже протрезвела и чувствовала не крылья за спиной, а струны виолончели, вытатуированные на моей спине. Герберт бежал по ним пальцами вдоль позвоночника, словно желая извлечь звук неведомой мелодии.

Я едва сдержала стон. Разум вернулся на мгновение раньше, и я сомкнула зубы на нижней губе инкуба, заставляя остановить и прекратить. Вывернулась из его объятий и отскочила на метр.

Дыхание все еще было сбито, а на губах остался легкий привкус его крови.

На меня Сакс смотрел удивленно, и кажется, не ожидал такой реакции.

– Вот видишь! – гневно процедила я. – Никаких крыльев!

– Никаких, – подтвердил он.

– Вот и славно. – Я гордо задрала голову, хотя все мое естество желало скрутиться калачиком.

Это же надо – полезть целоваться к инкубу. Только сейчас до меня дошел весь смысл произошедшего.

– Уже поздно, я, пожалуй, пойду, – выпалила я и позорно сбежала, на этот раз даже не переживая о том, что обо мне подумают.

Как-то уже все равно.

Оказавшись в спальне, заперла за собой двери, будто за мной гнались, и попыталась отдышаться.

Черта с два у меня вышло.

Даже проклятый имплант в моей груди колотился, будто настоящее сердце. Лишь бы не сломался, зараза такая.

До сих пор я чувствовала на губах карамельный вкус поцелуя Герберта, а на спине натянутые струны. Но главное, никакой эйфории! Или как там описывали одноклассницы. С нужным человеком должно быть хорошо, мне же было – остро! На пике! Словно все приборы зашкалили и задымились от перегруза…

Дурацкий инкуб!

Герберт