Слово больно резануло сознание. К тому моменту, как дочери Сакса вырастут, его самого, скорее всего, уже не останется в живых, но, наверное, это не то продолжение разговора, которое от меня ждал Герберт.

– Думаю, тебе стоит хотя бы попытаться повидаться с дочерьми. Если ты не сделаешь этого, будет только хуже. Груз не свалится с души, если ничего не предпринимать.

Судя по выражению лица Герберта, он и так все прекрасно понимал, вот только отчего-то медлил.

– Я могу попросить тебя поехать со мной? – неожиданно спросил он. – Хотя бы просто побыть рядом. Может, подсказать, если что-то сделаю или скажу не так…

– О-оу, – рассеянно протянула я.

– Я всегда был уверен, что прекрасно знаю людей. Это легко, когда читаешь мысли, но сейчас… Как на минном поле. Помоги мне, Виола, пожалуйста.

Разве могла я отказать ему, особенно когда просят так искренне и смотрят прямо в душу. На мгновение я даже потерялась, утонув в этом взгляде, впервые поймав себя на мысли, что глаза у Герберта удивительно необычные. Серые и одновременно голубые, что вкупе со светлыми волосами и угольно-черными ресницами смотрелось колдовски-притягательно.

– Хорошо, – пробормотала я, с усилием вырывая себя из этого наваждения.

– Тогда отправимся сегодня. Я заеду за тобой после работы.

Машина высадила меня за два квартала до спортивной школы. Дальше день шел своим чередом, я занималась со своими крохами, в обеденное время сбегала в ближайший супермаркет и купила расческу с зубной щеткой. В идеале нужно было бы забежать и прикупить что-нибудь из одежды, но до первой зарплаты лишних средств у меня не было.

После обеда звонил Ричард, долго восторгался в трубку моими талантами, а после попросил прибыть к нему в лабораторию для дополнительных замеров. Но я была вынуждена отказать, попросив перенести встречу на другой раз.

Как и обещал, Герберт позвонил ровно по окончании рабочего дня, сообщил, где припаркован его кар и что готов меня забрать.

Когда я села в салон, выглядел инкуб неважно: нервно вертел в руках запонку, кожа на лице болезненно побледнела, да и сам он словно ссутулился. Слишком открытая реакция расстройства для такого как он – совершенно не контролируемая и одновременно обнаженная.

Тут же вспомнились слова матери, относящиеся скорее к житейской мудрости, нежели к психологии. Когда на папу накатывала хандра, на работе не ладилось, или еще какие-то неприятности, она всегда старалась его утешить, зная, что он ответит тем же. В один из таких дней, когда папа не слышал, она устало поведала, что мужчины только внешне сильные и что любой человек только снаружи старается быть железным, но каким бы ни был запас прочности, рано или поздно он иссякает. И если женщина может позволить себе быть слабой, то для мужчин – это убийственно для самооценки.

Поэтому иногда, если они падают, женщина обязана быть мудрой и должна помочь им подняться.

Наверное, поэтому сейчас я ощущала себя странно и отчего-то даже неловко. Во мне проснулось это дурацкое желание помочь Герберту, которого так непривычно было видеть таким.

Нет, не расклеившимся, не сломанным, а скорее потерянным и готовым треснуть, потому что, похоже, он действительно не знал, что будет говорить дочери, и переживал это гораздо сильнее, чем я могла даже подумать.

И опять вспомнились слова матери, на этот раз из лекций по психологии. Бесчувственность инкубов – защита их психики от схождения с ума, я же своим артефактом распахнула перед Гербертом дверь в огромный мир, прочувствовать который он был не готов.

Мы – обычные люди – учимся осознавать себя и чувствовать других не один год. Тренируем в себе способность воспринимать мир и окружающих адекватно, словно спортсмен мышцы, а на Сакса все упало разом.

– Все будет хорошо, – зачем-то произнесла я. – Ну не съест же тебя собственная дочь.

– Дочь – нет, но ее бабушка категорически против встречи. Когда я звонил сегодня, договориться о приезде, она ответила категорическим отказом.

Я удивленно подняла брови.

– И мы все равно туда едем?!

– Да. Вероника уже довольно взрослая. Она услышала разговор и в отличие от миссис Варинг очень даже хочет познакомиться с отцом.

– Тогда тем более не стоит переживать. Можно сказать, половина успеха операции уже обеспечена. – Я ободряюще коснулась руки Герберта. Большой и неожиданно обжигающе теплой.

– Боюсь, ее ожидания от меня не совпадут с реальностью.

Он не стал отдергивать руку, удивленно замер и уставился на мою ладонь.

– Приедем – узнаем, – улыбнулась я.

* * *

Натянутое молчание. Вот как я могла охарактеризовать эту встречу.

Мы сидели в просторной гостиной. Я и Герберт – на диване в дурацкий цветочек. Бабушка Вероники в соседнем кресле. Она сверлила нас злым взглядом и нервно поигрывала пальцами по подлокотнику, ее губы при этом были сжаты в настолько тонкую полоску, что я физически ощущала ту ненависть, которая от нее исходит по отношению к Герберту, а заодно и меня цепляет.

Ровно напротив расположилась Вероника. Между нами был только низкий стеклянный столик, который ради иллюзии гостеприимства сервировали чашками чая и печеньем, но к которым никто так и не притронулся.

Мой взгляд постоянно норовил упасть на ноги девочке, а точнее на инвалидное кресло, и я ничего не могла с собой поделать, отводя глаза в сторону, пыталась хоть как-то избавиться от этой странной неловкости, чтобы не пялиться.

И опять молчание, такое тягостное, что слышно жужжание мухи, которую тут же с грохотом прихлопнула мухобойкой миссис Варинг. Звук вышел таким громким, что от неожиданности вздрогнул даже Сакс.

Не шелохнулась только Вероника. Она смотрела на отца огромными глазищами из-под не менее огромных очков, прикусывала губы, а затем переводила взгляд на меня и почему-то морщилась.

– Значит, вы мой отец? – наконец нарушила тишину она.

– Да. – Герберт растерянно кивнул.

– И где же вы были все это время? – с обидой в голосе спросила Вероника. – Почему не пришли раньше?

Инкуб открыл рот и тут же его закрыл, переводя взгляд на меня в поисках правильного ответа. Вот только я и сама не знала, как можно объяснить правду ребенку.

– Просто у твоего папаши, – пришла на «помощь» бабуля, чем подлила масла в огонь, – кроме тебя, еще проблем и других детей полно. Не было ему до тебя никакого дела.

– Зачем вы так? – укоризненно заметила я, хотя не признать ее правоту было сложно. Еще десяток недель назад Герберту действительно было плевать. – Он ведь делает первый шаг для сближения.

Вероника вновь перевела взгляд на меня, и я тут же пожалела, что вообще подала голос.

– А вы его жена? – прозвучало обвинением, и я торопливо замотала головой.