то ли от лекарств, то ли от грусти глаза. Закончив с плечом, шеей и спиной, Андреа помог Анне перевернуться и сесть на край кровати. В комнате стоял все тот же запах лака для волос, как и много лет назад, когда Маргерита пригласила его в гости. Она сказала, что мама у родственников в Комо: Андреа тронуло такое почти детское желание воспользоваться маминым отсутствием. Он согласился прийти, спрашивая себя, к чему это приведет. На его счастье, они просто болтали и поцеловались только тогда, когда он засобирался уходить – да и то на ногах, между делом. А когда на плите в гейзерной кофеварке забулькала вода, то он признался: мне нравятся мужчины. Она как-то вся сжалась, замер и Андреа. Из окна доносился уличный гам. И тут Маргерита ответила: мне тоже нравятся мужчины. Рассмеявшись, они пили кофе, прислонившись спиной к столу. Маргерита рукой обхватила его за шею, и они стояли так, прижавшись друг к другу, затем Андреа добавил: я ничего не могу с этим поделать. Я ничего не могу с этим поделать, как ему хотелось сказать эти семь слов Джорджо, чтобы объяснить и собак, и бои, и ангар, где его ждали этим вечером.

– А теперь мы встанем на ноги.

– Я боюсь, – улыбнулась Анна.

– Начнем?

Андреа наклонился, чтобы Анна оперлась на его шею, а сам, обхватив ее за талию, внутренне приготовился помочь ей в этом рискованном маневре. Перед тем как опустить Анну на пол, проверил, не задралась ли ночная сорочка. Когда это случилось в прошлый раз, она пробормотала: будь добр, не смотри вниз. Они сделали первый шаг, затем второй, а когда добрались до персидского ковра посередине гостиной, ему показалось, что они кружатся в танце. Удивительно, насколько он приноровился к этому послушному телу, впрочем, вечером он приспособится и к изворотливому телу соперника, а завтра – к ловким ученикам и радушной плоти Джорджо. Единственное, к чему он так и не сумел приноровиться, – к телам собственных родителей. Сейчас он отправится к ним, попробует торт, потом, встав на стремянку, заменит лампочку в коридоре, сядет на диван перед телевизором, убавит звук, они поговорят о киоске и тренировках, затем он выйдет и направится в ангар, хлопнув перед уходом отца по плечу: это так сложно – прикасаться к отцу.

Когда София взяла папу под руку, ей почудилось, что мама тоже где-то рядом: втроем они ходили на «Историю игрушек» в «Асторию», когда она была совсем маленькой, и ей не запомнилось ничего, кроме попкорна. София приноровилась к шагам отца, бок о бок они пересекли пьяцца Кавур. Шел снег с дождем, и в свете уличных фонарей Римини казался черно-белым снимком. Выйдя на проспект, они заметили, что перед «Фульгором» собралась толпа. Отец сбавил шаг и нерешительно проговорил:

– Может, закончились билеты?

– Идем. – София еще сильнее сжала его руку.

Молча они стали в очередь, потом Софии захотелось попкорна, а отцу – лакричных конфет (хотя от них у него скакало давление). На нем был кардиган из тонкой шерсти и бордового цвета галстук. Когда они подошли к кассе, он уже держал кошелек наготове. Позолота на стенах и алые кресла – зал был отреставрирован в стиле тридцатых годов времен Феллини. Ходили слухи, что однажды в декабре «Мерседес» режиссера видели в Ина Казе, кто-то даже божился, что в машине сидел Мастроянни. На мгновенье она пожалела, что пришла сюда без Томмазо (возможно, она смирится с надежным спутником жизни), достала из куртки телефон (а возможно, ей всегда будет чего-то недоставать) и набрала сообщение: «Надеюсь, ты получил книги. Иногда я перечитывала Фенольо. София (Казадеи)». Нажав кнопку «Отправить», она откинулась на кресло и в полумраке зала снова стала дочерью своего отца.

Карло получил сообщение, когда они всей семьей были на виа делле Леге. Они с Маргеритой расположились в спальне (Лоренцо с бабушкой дремали в гостиной) и как раз выбирали фильм на ноутбуке: Маргерита настаивала на смотренном-пересмотренном «Большом разочаровании», а Карло – на «Необычном дне». Спор прервал завибрировавший телефон. Пока Карло читал сообщение Софии, Маргерита прижала пальцем отклеившийся от стены уголок постера с Андреа Джани, затем сказала:

– По-моему, «Большое разочарование» вошло бы в десятку лучших фильмов, согласен?

Он молча уставился на нее.

– Карло!

– Да.

– Ты согласен?

– Да.

– Кто тебе пишет?

– Где?

– Ну в телефоне.

– Сестра.

– И что пишет Симо?

– Спрашивает про собеседование. – Повисла пауза. – Есть ли новости.

– Так мы же сегодня с ней об этом говорили минут тридцать.

Карло оторвал взгляд от экрана:

– Спрашивает, как Анна.

– Скорее спрашивает, что делать с Нико?

– Пишет, что… – Он все еще вертел телефон в руке. – В общем, я завтра сам ей позвоню.

– Так что она пишет?

– Вчера сказала, что Нико переведут в другой класс.

– На ее месте я бы перевела его в другую школу. На переменах все только и орут: черный Нико.

– Нико негр.

– Чем не имя для рэпера, если вдуматься.

– Симо говорит, ему даже на ранец такую бумажку прилепили. – Карло отложил телефон в сторону.

– Ты не ответишь?

– Давай посмотрим фильм. – И освободил ей место рядом с собой на кровати.

Маргерита сделала ему знак подождать и вышла из комнаты в гостиную, а он тем временем перечитал сообщение: вглядываясь в слова, проверил, точно ли оно отправлено три минуты назад, а не давным-давно, когда он сходил с ума. Он чувствовал себя как-то странно, ощущая мягкие приливы возбуждения. Едва он отложил в сторону телефон, как вошла Маргерита:

– Они там уже десятый сон видят. Лоре уснул на диване, давай не будем его будить.

– А твоя мать?

– Спит как убитая после физиотерапии.

Карло вытянулся на постели, сместился на свою половину и положил подушки под спину. Когда Маргерита легла рядом, он придвинулся к ней поближе и включил «Необычный день».

– Ах ты деспот! – Маргерита сделала вид, что хочет столкнуть его с кровати.

– Соскучился по Софи Лорен.

Когда после первых титров раздался паровозный гудок, из поезда выглянул Гитлер, голос за кадром объявил о триумфальном прибытии в Рим, а консьержка вывесила свастику на балкон дома, Карло проговорил:

– Это не Симо прислала эсэмэс.

Маргерита положила голову ему на грудь:

– Знаю.

Маргерита смотрела то на экран, то вглубь комнаты: на стол, за которым училась, на сложенные стопкой кассеты в углу книжной полки. Глазок камеры застыл у подъезда: когда рассвело, свет зажегся и в окнах квартир.

– Та книга причиняет боль, – отозвалась жена.

– Какая книга?

– «Сильвия».

Прижавшись к жене, Карло впился взглядом в постер с