воспринял его живой интерес с воодушевлением. Он лично проводил гостя – или теперь уже полноправного жреца культа? – в святилище, показал наиболее хорошо сохранившиеся залы, подземные источники, кладовую. После того разговора о Хэфере общая цель объединила их, хотя бы на время, в некий хрупкий союз. О жизни мага бальзамировщик не спрашивал, но слушал, что тот рассказывал сам, наблюдал, делал выводы. Почти никто не был значим для этого непостижимого существа. Никто не был ценен ему по-настоящему, кроме благословлённых Силой его Бога. Колдун искренне любил своих ша – самца, который сопровождал бальзамировщика в прогулках по храму и охранял границы святилища, самку, которая предпочитала не приближаться, только щерилась на гостя из теней, и смешных любопытных щенков. Этих малышей пока и чудовищами-то язык не поворачивался назвать. В целом они мало отличались от щенков священных псов, поколения которых Перкау выращивал у себя в храме. Маленькие ша быстро перестали его опасаться и – под бдительными взглядами родителей – играли с ним, даже давали себя погладить. Для Колдуна это стало последним символом принятия – казалось, за щенками он приглядывал даже бдительнее, чем взрослые звери.

Любовь мага к Серкат была абсолютна и безусловна. Перкау редко видел такое обожание и уважение, а о наставнице они, разумеется, говорили не раз, и не раз спускались вместе в её гробницу. Только происхождения Колдуна и обстоятельств смерти жрицы они не касались, но бальзамировщик и не настаивал. Однако он убедился – маг пытался добиться если не его дружбы, то хоть какого-то расположения именно потому, что Перкау был единственным живым жрецом Сатеха, кроме него самого… и учеником, избранным Серкат. Лишь теперь, взвесив всё и многое поняв, достроив картину, которую не осознавал, когда только попал сюда, бальзамировщик видел, с какой самоотдачей Колдун искал пути подступиться к Хэферу. Хэфер Эмхет, прошедший посвящение в песках, был избранником Владыки Каэмит, живым воплощением части Первородного Огня, надеждой на возрождение культа. И на этой простой истине сходилось всё…

Один из щенков ткнулся влажным носом в ладонь бальзамировщика, отвлекая от мыслей, засопел, подставляя покрытые мягким пушком ушки, и игриво тяпнул за палец. Перкау усмехнулся, переводя взгляд с рельефов на стене на маленького ша, и погладил его.

– Вот оно как получилось. Всю жизнь я провёл среди псов Ануи, а теперь оказался среди вас.

Щенок чихнул и вильнул раздвоенным хвостом, внимательно глядя на него алыми бусинками глаз, похожих на сердолик в ритуальных украшениях. Или на живые непокорные угли в костре? Ша никогда не были ручными зверями, однако вот же – к жрецам Сатеха были расположены. Перед Хэфером, наверное, и вовсе падают на спину, как верные псы? Колдун упоминал, что эта стая – первая за очень долгое время, но когда культ был силён, ша обитали рядом с храмами, как священные псы жили при храмах Ануи.

Ещё два малыша с интересом приблизились. Из глубоких теней горели огнём глаза уже самого настоящего песчаного чудовища – их матери.

– Идёмте? – миролюбиво предложил Перкау, поднимаясь, шагая аккуратно, чтобы ни на кого ненароком не наступить. – Нам ещё кормить нашу гостью, раз уж хозяин снова отлучился.

Все вместе они направились в кладовую. Щенки, издавая приглушённые гукающие звуки – что-то среднее между тявканьем и хохотом гиен – кружились вокруг жреца. Они то как будто указывали путь, то вцеплялись в полы одеяния, чтобы вовлечь в свою новую игру. Перкау думал о других культах и других священных животных. Священными птицами Аусетаар были не только совы, но и грифы, огромные пустынные падальщики. А в Тамере как прокормить всех местных львов? С кошками, конечно, дела обстояли проще. При храмах некоторых культов держали змей – там жрецам высших ступеней посвящения был не страшен яд. Но сложнее всего, пожалуй, приходилось жрецам Тхати, потому что если с ибисами неприятности вряд ли возникали, то с большими павианами, явно считавшими себя равными рэмеи… В общем, ша были далеко не самыми страшными обитателями храмов Таур-Дуат. А здешние ша Перкау уже даже нравились, чем дольше он жил с ними бок о бок.

В кладовой царила приятная прохлада. Каждодневные дела вроде приготовления пищи заземляли, успокаивали разум. Щенки крутились рядом, выпрашивая куски вяленого мяса или рыбы. Пришлось поделиться, хотя готовил жрец кашу из полбы, с добавлением сушёных фруктов. Гостья была неприхотлива и не жаловалась, да и вообще не пыталась заговаривать с ним. В основном еду ей относил сам Колдун, но в последнее время он отлучался из храма всё чаще и всё более надолго – искал Хэфера. Перкау с нетерпением ждал новостей, но поиски всё никак не приносили желанных плодов.

Некоторое время назад маг вернулся в храм не один – принёс с собой какую-то женщину без сознания, запер её в одной из комнат в жилой части храма и строго-настрого велел Перкау не входить к ней, только передавать воду и пищу. Разумеется, бальзамировщик не мог не спросить, кто же эта гостья, и Колдун охотно рассказал ему: эту женщину хотел заполучить Хэфер, потому как она была вовлечена в заговор. А потом маг поведал и о встрече с наследником, которая стала возможной благодаря его, Перкау, посланию. Судя по тому, что Колдун остался жив, Хэфер не выместил на нём всю свою ярость, хотя и в храм Сатеха не спешил, даже чтобы повидаться со старым другом. Колдун туманно пообещал, что скоро это исправит, а залогом следующей встречи была как раз их гостья. Или пленница.

Перкау был благодарен за честные объяснения и запрет не нарушал. Он уповал на то, что Хэфер всё же прибудет в храм, и так или иначе всё разрешится. Раз уж Колдун поставил себе такую цель, он этого добьётся, ведь когда-то он выследил Хэфера, которого все считали погибшим.

Бальзамировщик не мог не думать об опасности, грозившей царевичу, и о Тэре, по которой сильно скучал. Но для всех Перкау был мёртв, и, возможно, его ученица и её супруг тоже так считали. Причин полагаться на слова Колдуна, напавшего на них в пустыне, у них не было. Скорее всего, они решили, что маг заставил бальзамировщика написать те строки в послании, а потом убил. Да, это было бы вполне на него похоже, если не знать всего, что успел узнать Перкау.

Он отнёс ужин гостье, приоткрыл дверь, оставляя на пороге. Самец ша сопровождал его, точно страж.

В комнате царил приятный полумрак. Гостья, похоже, тренировалась, но когда скрипнула дверь, замерла посреди комнаты. Она была полностью обнажена. Немолодое