уже, но крепкое красивое тело покрывали шрамы. Смуглая кожа, блестевшая от пота, выдавала в ней смесь кровей с жителями южного сепата Нэбу. Обернувшись через плечо, она усмехнулась и подмигнула Перкау. Её черты были тонкими, аристократичными, и не портили их даже ожоги ближе к волосам, заплетённым в короткие мелкие косы.

– Где хозяин, жрец? – мурлыкнула она. – Мне бы помыться.

– Скоро вернётся, – спокойно ответил Перкау.

– Ты мог бы сопроводить меня сам, – заметила женщина, чуть изогнувшись, зная, что он смотрит на неё. – Я уже пахну хуже, чем ваши чудовища.

Бальзамировщик молча закрыл дверь и запер. Принести воды ему не составит труда, а вот провожать её куда бы то ни было он не собирался. Из комнаты раздался смех. Жрец равнодушно пожал плечами.

Спуститься за водой он не успел. Ша рядом с ним вдруг замер, глухо зарычал, вздыбив красноватую шерсть и вскинув ядовитый хвост. Перкау, не делая резких движений, отступил к стене, не понимая пока, что вызвало ярость зверя.

Издалека, с верхней террасы храма, раздался леденящий кровь вой. Самка звала супруга, и в её зове была угроза, смешанная с тревогой.

Ша устремился вперёд. Перкау, помедлив, последовал за зверем. Светильник, который он всегда брал с собой, разгонял глубокий мрак подземных ходов.

Внешние стены этого храма давно осы́пались. Полуразрушенные верхняя терраса, колонный зал и святилище из дорогого красного гранита – развалины торчали из песков точно челюсти огромного древнего хищника… мёртвого хищника. Но сердце храма продолжало биться в глубине, противостоять жестоким ветрам пустыни и голоду жадного времени. Перкау не могла не восхищать Сила этого места, забытого, истерзанного даже больше, чем его родной храм. И внутри таились сокровища, достойные того, чтобы сохранить их, вернуть миру в былом величии. Бальзамировщик не раз поднимался сюда, бродил среди камней и песков, доходил даже до небольшого оазиса, жизнь которому давали подземные ключи – разве что не залезал на самые высокие террасы, где когда-то располагались обсерватории.

Но сейчас привычная картина уже не была умиротворяющей. Вечерние сумерки опустились на пустыню, но формы были хорошо различимы. Отблески светильника отбрасывали длинные тени, мечущиеся среди камней точно фантастические чудовища.

Два ша, скалясь, припадали к земле, угрожающе взрыкивали и клацали челюстями. Не осталось и следа миролюбивости – песчаные чудовища, о которых слагали страшные сказки, готовились напасть. И отчего-то не нападали…

На обломке колонны, удерживая в руке копьё, стоял мужчина в короткой схенти и плаще, видавшем лучшие времена. Свободная его рука выписывала в воздухе охраняющие жесты, и воля его была настолько сильна, что удерживала ша от нападения. По крайней мере, пока.

Когда Перкау прищурился и разглядел его черты, то едва не выронил светильник. Заныло между рёбрами, и скрутило внутренности. Его тело разом вспомнило дни, проведённые в столичном храме Ануи.

Мужчина перевёл взгляд на бальзамировщика и насмешливо прищурился. Огонь светильника отразился в холодных индиговых глазах.

– Ну здравствуй, мятежный бальзамировщик.

* * *

Не было ни земли, ни воздуха – только вездесущее пламя, переливающееся от золотого к кроваво-алому. Огонь дышал, вздымался ослепительными всполохами, и фантасмагорические формы жили в нём, перетекая друг в друга, порождая новые.

Тэра шла сквозь пламя к его сердцу, не боясь, что в какой-то миг стихия поглотит её так же, как поглотила всё здесь. И где было это «здесь»? Если то был храм, он содрогался до основания, разрушаясь, обретая новое воплощение, которому не было места на земле. Привычные формы оплавились, но она всё ещё чувствовала живое сердце огня, и уверенно шла к нему, не ослеплённая бушующим великолепием непокорной Силы.

В какой-то миг среди всего великого множества танцующих форм она различила того, кого искала. Раненый зверь бежал от неё, уходя всё дальше, теряясь во всполохах, которые составляли его существо. Он расплёскивал пламя, точно кровь из рваных ран, и огонь занимался всё ярче, жарче. Тогда и Тэра отбросила своё привычное обличье, стала чистым стремлением, следовавшим за ним неотвратимо, пока наконец не нашла его.

Мгновение, и к ним вернулись прежние, знакомые образы, зыбкие и хрупкие, кажущиеся ненастоящими. Жрица склонилась к мужчине, припавшему на одно колено. Биение огня было биением его сердца, жар – его дыханием. И когда её ладонь легла на его плечо, она испугалась, что тень его облика рассыпется пеплом от самого лёгкого касания – ведь у него уже было иное воплощение, то, что она видела и ощущала перед собой, везде вокруг.

Она помнила слова, уже сказанные когда-то, и повторила их нежно, настойчиво:

– Ты в своём праве. Теперь у тебя есть оружие. Просто… не забывай о себе настоящем.

Но он не поднял голову, не встретил её взгляд.

– Ты не знаешь, каков я настоящий… И даже я уже не знаю…

Тэра опустилась рядом с ним и крепко обняла, чувствуя, как расплавляется в том, что он являл собой. И вскинулся ярким всполохом страх – не за себя, за него – потому что она вспомнила: на самом деле она была очень, очень далеко от него. Слишком далеко, чтобы предотвратить что-либо.

– Я знаю, потому что видела твою суть. Потому что однажды уже сумела найти тебя и вернуть…

– Я помню тебя. Я хотел вернуться к тебе…

Пламя обняло жрицу жаром его родных рук, прильнуло к ней обжигающей сладостью его губ…

… Тэра проснулась, не в силах разомкнуть веки, хватаясь за его угасающее присутствие, совсем рядом. Но сон, таивший в себе предчувствие беды, неумолимо таял. Уже случилось, или только случится?..

Жрица резко села, зашипела от боли, неудачно переместившись. Маленькая псица, свернувшаяся калачиком рядом, испуганно отпрянула, спрыгнула с её ложа и уставилась на неё яркими зелёными глазами.

– Извини, не хотела пугать, – шепнула Тэра, потрепав щенка за ушами, и осторожно поднялась.

Мучение завершающейся трансформации уже не было таким сильным, как поначалу – её тело почти привыкло к творящимся с ним переменам. А всё же не следовало пока вот так подскакивать. Тэра уже поняла, что делать – поняла даже прежде, чем потёрла лицо ладонями, прогоняя остатки дремоты. Нужно спешить, спешить! Хэфер в беде, она знала это, хоть мысли пока не поспевали за внутренним жреческим знанием.

Ритуал пришлось готовить быстро, и всё чуть ли не валилось из рук. Но когда вспыхнул светильник на небольшом алтаре Ануи, и закурился тонкий дымок благовония, Тэра сумела отстроить мысли и собрала прочие необходимые для обряда ингредиенты уже спокойнее. Прибегать к Силе Ануи в полной мере она не могла – нужно было оберегать растущую внутри жизнь.