— Это ты о Париже? — предположил я, усаживаясь за стол — Верно?

— О нем, о нем — подтвердил оперативник — Нашалил ты там изрядно.

— Я сам мухи не обижу. Ты же всё знаешь, чего я тебе рассказываю. Но когда меня хотят съесть, то выбор не велик — либо в котел, либо пускаться в шалости с причинением среднего и тяжелого вреда.

— Это не претензия — Нифонтов отпил кофе — Сказано к тому, что дальше твои следы потерялись, и это заставляло думать о худшем. Но ты здесь, и, значит все хорошо.

— Как минимум неплохо — я снова залез в рюкзак и достал оттуда противосолнечные зеркальные очки — Вот и тебе подарок. Фирменная вещь, последний писк моды. Ну, и потом — ты же крутой коп. Тебе по штату положены роскошные темные очки зимой и летом

А вот эта вещица была как раз из коллекции Родьки. Причем она даже куплена не была, он стащил этот аксессуар у какого-то зазевавшегося итальянца в кафе, в Палермо. Ну, а я сегодня у него.

— Красивые — оглядел вещицу Нифонтов — Зимой их, конечно, не поносишь, к ним тогда надо «дворники» приделывать, чтобы снег сметать, а вот лето на пороге. Спасибо!

— Носи на здоровье — вполне искренне пожелал ему я — Ладно, будем считать торжественную часть завершенной. Лучше расскажи, чего нового в столице?

— В столице? — повторил мои последние слова оперативник — Да все то же, что и раньше. Кто-то хочет жить мирно, кто-то не мыслит себя без убийств, кто-то делает деньги на том, что под запретом, а кто-то скоро отрастит себе уши, как у ослика. Девушка, это я про вас. А имя вам, коли не ошибаюсь, Василиса? Верно?

— Верно — повернулась к нам юная ведьма, которая невесть как и когда переместилась со своего столика за другой, стоящий совсем рядом с нами — Друзья называют меня Васька. Но для вас, господин полицейский, я Василиса Михайловна. И никак иначе.

— Василиса Михайловна, я очень не люблю, когда мои приватные беседы с друзьями подслушивают, причем так демонстративно и неуклюже — безукоризненно вежливо произнес Нифонтов — Еще меньше мне нравится, когда их пытаются записать. Потому выключайте диктофон и пересядьте вон в тот угол. Там тоже тенек, и даже ветерок имеется, то есть все то, ради чего вы, вроде как, покинули свой предыдущий столик. И добрый вам совет — работайте тоньше. И, прежде чем что-то сделать, прикидывайте что и как. Иначе вам не то, что близ Марфы не удержаться, но и голову на плечах не сберечь. А она у вас вон какая красивая.

Это да. Повторюсь — чудо, как хороша девчонка. И глаза шалые донельзя.

— Запомню — фыркнула Василиса Михайловна — И даже запишу.

— Покушала? — подошел к ней аджин.

— Еще нет — ответила ему ведьма.

— Покушала, покушала — утвердительно проворчал шаурмячник — Сама не заметила, как все проглотила, да!

И правда — на тарелке уже ничего не было. Исчезла пахлава, которая там секунду назад лежала.

— Так я еще хочу — захлопала ресницами девушка — Столько же!

— Не надо тебе — покачал головой Абрагим — Сладкого много не кушай днем. Вредно. И ходить надо после еды. Я по телевизору видел, там умная ханум говорила, что, если так делать, то жить будешь хорошо и долго.

— И здорово — добавил Нифонтов — Ну, или просто жить.

По лицу девушки явно читалось, что хочется ей выдать этой парочке пару дерзких и хлестких фраз, но тем не менее она себя пересилила, изобразила очаровательную улыбку, положила на столик тысячу рублей, фыркнула и, тактично подталкиваемая в спину Абрагимом, вышла из заведения. На пороге, правда, обернулась, глянула на меня и лукаво так подмигнула.

Ой, не приведи бог в такую влюбиться! Все, пропала тогда головушка! Одно хорошо — я как-то и раньше с этим чувством не сильно сталкивался, а теперь и вовсе от него далек. Производные — случаются, а непосредственно то, о чем поэты стихи пишут, осталось где-то там, в выпускных классах и томных сиреневых весенних вечерах.

— При случае надо будет Марфе сказать, что ее девицы совсем страх потеряли — заметил Нифонтов — Я все понимаю, у нее сейчас новая кадровая политика, ставка на молодежь, все такое, но прописные истины-то надо свежей поросли втолковывать?

— А прежние куда делись? — заинтересовался я — Воронецкая, Изольда? Я их помню.

— Да никуда не делись — передернул плечами Николай — Воронецкая, правда, давно уже из основы ковена вышла. Сначала по собственной дури в опалу попала, а после ей самой оно ни к чему стало. Выгорела, надо думать, у ведьм такое хоть и нечасто, но случается. Да и другие хлопоты у нее появились, поважнее прежних. А Изольда — это грудастая такая? Так я ее толком и не знаю. Пересекались несколько раз, не более.

— А когда в последний раз ее видел? — уточнил я — Не помнишь?

— Зимой вроде — потерев лоб, произнес оперативник — А тебе зачем?

— Да она мне свидание задолжала. Ну, еще с тех пор. Вот и интересно — а не ее ли недавно в Лозовке грохнули?

— А когда, ты говоришь, вернулся? — вопросом на вопрос ответил мне Нифонтов и потер ладонью старый шрам на щеке.

— На этой неделе — расплывчато ответил я — А что?

— Да просто в Москве ты пробыл всего-ничего, а уже знаешь больше, чем я. Вот как так?

— Все очень просто. Ты, Коля, с одной стороны баррикад стоишь, а я…

— Неужто уже с другой? — совершенно не в своей манере перебил он меня.

— Вовсе нет. Я, Коля, стою непосредственно на баррикаде, и одинаково хорошо могу разглядеть как то, что с одной стороны творится, так и то, что с другой происходит. А если непосредственно о заварушки в Лозовке говорить — так все довольно просто. Если ты забыл, то напомню — у меня там дом имеется. Частная недвижимость. К ней прилагается сад, огород, русская печь, нужник во дворе и персональный домовой в одном экземпляре. Само собой, я по приезду сразу же туда отправился. Два года как-никак отсутствовал, мало ли что? Вот там я следы побоища и углядел. Согласись, трудно не заметить сгоревший «крузак», стоящий на окраине небольшой деревеньки

— А про Изольду откуда узнал?

— Вот тут немного сложнее — я откинулся на спинку стула и радостно заорал — Да! Да, вот она, шаурма от Абрагима! Как же давно я о ней мечтал!

На самом деле шаурма была лишь отсрочкой от продолжения разговора. Дело в том, что я все никак не мог для себя решить, как же именно поступить. То ли рассказать Нифонтову все как есть о своем разговоре с Дарьей Семеновной, то ли все же сыграть в темную. Нет-нет, ни о каких моральных терзаниях вроде «мы же друзья, так нечестно поступать» речь не шла. Какие мы друзья? Да и с кем? С Дарой? Или с Нифонтовым? У каждого из нас свой путь, своя правда и своя выгода. На том стоит подлунный мир, теперь я это наверняка знаю. Иногда я вообще поражаюсь тому, как мне удалось уцелеть в той давней мясорубке. Видимо, пожалел меня кто-то. Посмеялся, глянув на то, как я пытаюсь играть по правилам с теми, кто их сроду не признавал, и сказал что-то вроде: