– Ну да, в лиловом она была, точно, – он попытался заискивающе улыбнуться. – Это имеет значение? Цвет этот? Я ее передал с рук на руки…

– Тогда чьи останки были обнаружены в ущелье, гадина? – страшно заорал Уваров и трижды ударил кулаками по его расшатанному столу. – Чьи, отвечай?

– Ее сестры. Кажется…

Он изо всех сил старался вспомнить имена девочек, которые Сафронов велел выучить ему тогда наизусть. Первое время и помнил, потом подзабыл, лет-то сколько прошло!

– Кажется, Ольга. Да, точно! Погибшую звали Ольга. А ту, что я отвозил… Господи… как же ее?! – он мученически наморщил лоб.

Подсказал Уваров.

– Эльза! Младшую девочку звали Эльза.

– Да, точно, Эльза! Я еще подумал тогда – имя какое диковинное. Зарубежное, да…

Лоб покрылся испариной. Коленки мелко тряслись. Вдруг ощутил свой совсем не юный возраст до последнего денечка. До самой последней минутки. Он эту Эльзу в глаза тогда не видел. Но выучил про нее все наизусть. Странно, что забыл. Но, как оказалось, на время. Сейчас вот все вспомнил. Все! И даже бранные слова, которыми она могла его обругать, если бы ей что-то не понравилось.

– Погибла Оля, Эльза жива, – произнес он, как детскую считалочку, и даже пальцем поводил направо-налево, будто считал невидимых девочек.

– Тогда чей труп обнаружен в ущелье? – повторил Уваров свой странный вопрос.

– Труп Ольги.

– Но трупа-то, Голин, два!

И снова растопыренные буквой «V» пальцы повисли у Голина возле переносицы.

– Два-а… – ахнул он, и перед глазами сделалось все серым. – Два-а… Как же так?

– Вот ты мне и ответишь, Голин, собирайся! – приказал Уваров, отходя к двери.

– Может, еще кто туда сорвался, а? – он приподнял от табуретки мелко трясущийся зад. – Место гиблое, гражданин начальник!

– Место?.. – Уваров зло прищурился, попыхтел, рассматривая бывшего сотрудника. Потом кивнул, соглашаясь. – Место гиблое, Голин. И мог и еще кто-то туда с шальной башки сорваться. Но вся беда в том, что останки двух человек, предположительно молодых девушек, были одеты в одинаковые лиловые костюмы с пуховым наполнителем. И на твоем месте я бы молился, Иван.

– Молился? Зачем? – он судорожно стал хватать вещи, которые разбросал вчера, когда приехал. Пытался одеться. – Зачем молиться?!

– Чтобы экспертиза не установила их родства…

Целых три дня Игорь где-то скитался. Даже ночевать не приходил. Звонил на новый телефон, который купил специально для нее, с нового телефона, который купил для себя. Коротко бросал: не скучай, я работаю, целую, до встречи.

Она сначала заскучала. Потом занервничала. Захотелось на волю. Пройтись по улицам, укрытым опадающей листвой. Посмотреть на людей. Соскучилась по человеческим лицам, даже странно! Часто люди ее раздражали.

Она уже вдоль и поперек избороздила его квартиру с тряпками и шваброй. Перепробовала кучу его рецептов по приготовлению здоровой диетической пищи. Перестирала все его немногочисленные вещи, что-то заштопала, все перегладила, разложила по полкам. К вечеру третьего дня бунт в ее душе разбух до степени, когда на все наплевать, на опасность в том числе, и Света решила выйти из дома. Она тщательно накрасилась. Уложила волосы в причудливую прическу. Оделась. Придирчиво осмотрела себя в зеркало. Она похудела! И каждый день продолжает терять вес, как ни странно. Весы-то не врут! И посвежела, невзирая на затворничество.

Серега ее не узнает, с неожиданным злорадством подумала Света. И может, даже сочтет ее привлекательной. Только что толку? Она больше не его жена, вот так!

Кстати, о Сереге… Света озадаченно наморщила лоб. Пора ему возвращаться. Ему послезавтра на работу выходить, а его нет. Может, что-то с ним случилось?

Даже странно! Она не почувствовала ни капли волнения, и угрызения совести ее вдогонку не накрыли. Ни страха за него, ничего! Как так? И домой ее не тянет. Хотя дом – вот он, под ее ногами, этажом ниже. А ей не хочется туда, хоть убей. И не только страхи одни в этом виноваты.

В замке заворочался ключ. Света замерла. Господи! Вдруг это убийца, который проследил за ними?! Вдруг ее силуэт в окне рассмотрел?!

Два резких поворота ключа, потом один медленный. Игорь! Он всегда так открывал. Она выдохнула, осторожно, чтобы не испортить макияж и прическу, потерла пальцами вспотевший лоб.

– Оп-па! Мужик – за порог, а дама его сердца в бега, так? – он, не успев войти, полез к ней сразу целоваться. Уткнулся носом в шею, глубоко вдохнул. Прошептал: – Сладко…

– Ты где был, шатун?! – странным дребезжащим голосом спросила она, сама не понимая, с чего так говорит: с волнения, с радости, со злости. – Три дня и три ночи, Игорь! Я волновалась!

– И поэтому нарядилась, сделала прическу и в бега? – он отстранился, вымученно улыбнулся и признался: – Устал, Светка. Жутко устал. Покормишь?

– Конечно, – в груди сладко заныло. – Иди в душ, я быстро…

Плескался он недолго. Вышел минут через десять побритый, с мокрой головой, накрытой полотенцем, в спортивных трусах, без майки. Света жадно осмотрела накачанное смуглое тело. Шрамов, расчертивших его плечи и спину, она почти не замечала. Они ей даже нравились.

– Чем кормить станешь, хозяйка? – Игорь сел на привычное место в углу кухни.

– Всем, чем пожелаешь.

Она принялась ставить тарелки с едой на стол. Они еле разместились на этой нестандартной «шахматной» доске. Вареная говядина, порезанная крупными кусками и чуть припущенная в сливках на пару. Салат из брокколи и моркови, оладьи из кабачков, перец фаршированный овощами и сыром. У нее было время подготовиться.

– Ничего себе! – Игорь жадно сглотнул. – Светка, ты… Ты молодец!

И он начал есть. А она, сев напротив, смотрела. Господи, ей так нравилось смотреть, как он ест! Как наклоняет коротко стриженную голову над тарелкой, цепляет куски вилкой, помогает ножом, отправляет в рот, жадно жует, и глядит на нее при этом как-то странно. Почти виновато.

– Ты чего, Игорек? – не выдержала, спросила она, дотянулась до его локтя, погладила. – Смотришь так?

– Нормально все, – пробубнил он с набитым ртом. – Все отлично… Ты молодец, Светка.

Он доел, она убрала посуду, сложила ее в раковину, села к столу. Игорь пил чай, все так же поглядывая на нее со странной смесью вины и жалости. Или ей показалось?

– Свет, такое дело… – проговорил он, ставя на стол пустую чашку из-под чая. – Хотел тебе сказать…

– Что?!

Ей мгновенно сделалось тошно. Тошно и холодно. И обаяние от тихого семейного обеда исчезло мгновенно. Сейчас, вот сейчас он скажет ей, что передумал. Что по-прежнему хочет жить один. И что они сильно поторопились, перетащив все ее вещи к нему. Ей пора возвращаться. И ему вообще некогда заниматься ее делами.