Непросто было понять, куда эдакий перл отнести, к хронике или к фольклору.

И ещё он теперь часто размышлял о смерти – буднично, спокойно, можно даже сказать, рационально и, уж конечно, без всякого страха. Как о чём-то очень конкретном и неизбежном. Как о возможном новом опыте в пробирке с другим составом. О возможных новых измерениях. О том, что ТАМ может оказаться ВСЁ ЧТО УГОДНО. А может не оказаться совсем НИЧЕГО. Ему даже было любопытно.

Так он и жил.

Пока не умер.

Кора расплатилась с такси и направилась к церкви.

Снаружи, прислонившись к ограде, на грязном ящике из-под овощей пристроился бомж. Тот самый, плясавший в церкви. Под его когда-то шикарным пальто верблюжьей шерсти, распахнутым настежь, красовались опереточного вида лохмотья, на макушке чудом держалась видавшая виды вязаная шапчонка неопределённого цвета. («Это, в такую-то жару!» – автоматически отметила Кора.) Одна рука была обмотана белым атласным шарфом, сквозь который проступали бурые пятна, похожие на засохшую кровь. («Совсем как у Лёшки тогда в гостинице, в Ялте, когда он голыми руками на нож бросился», – пронеслось в голове Коры.)

Над головой клошара лупил по глазам намалёванный от руки лозунг, прикрученный проволокой к ограде:

«ПРОСНИСЬ, НАРОД! ТЕБЯ ЕБУТ, А ТЫ НЕ ЧУЕШЬ С ПОХМЕЛЬЯ».

Странный персонаж внимательно наблюдал за приближением Коры.

– Эй, бабец, – обратился к ней попрошайка, как только она с ним поравнялась, – печень чешется, пора выпить, подкинь на благородное дело. Всё равно страну проебли.

Логика была железной.

Кора, порывшись в сумке, протянула ему купюру в десять евро.

– Благодарствую. – Он, не глядя, сунул деньгу в карман пальто и растянул рот в клоунской улыбке. – А туда лучше не ходи, – ткнул он заскорузлым пальцем в сторону церкви. – Там нехристя хоронят. Типа, отделением зёрен души от плевел бренного тела занимаются, хе…хе…

– А ты откуда знаешь? – Коре хорош был любой повод, чтобы потянуть время – вступив за ограду, она вступала в мир, где больше не было Лёшки. Тут с самим чёртом в беседу ввяжешься.

– Носом чую… Сам такой же. – Он даже приподнялся со своего ящика и протянул руку с явным намерением ухватить её за рукав. – Не ходи, говорю, жива останешься. Повсюду кровь и экскременты.

– Ишь, ты! – увернулась Кора. – Предсказатель нашёлся. Ну и кому я нужна живая?

– Знаем, знаем… Типа, жизнь – это место, где жить нельзя, – передразнил он кого-то с пафосом. – И ещё затяжной прыжок из одного, пардоньте, лона в другое. Из вагинального, типа, в астральное. Короче, из пизды – в могилу. Афоризм, увы, не мой. А жаль – уж больно хорош.

– Ух ты-ы… – протянула Кора. – Фило-о-ософ…

– Ну уж нет! Философы – это говнюки, которые высасывают всякую метафизическую хуйню-муйню из своего мизинца. Потом им же в ухе ковыряют. Мизинцем. У них в головах даже не каша, а какаша. И всё для того, чтобы разродиться какой-нибудь «гениальной» фразочкой, вроде того, что человеческая натура дурна, нах… Подумаешь, бином Ньютона! Нет, чтобы объяснить, зачем Хозяину было создавать такую резвую гадость, да ещё «по Своему образу и подобию».

– Может, ты знаешь?

– Если б знал, тут бы не сидел. Ответы – это для пидарасов-консультантов. У меня сплошные вопросы.

– Да, как говорил один мой знакомый, прежде чем не знать, лучше и не говорить. – Кора готова была поддержать самый дурацкий разговор, только бы не идти туда.

– Зато у меня есть одно предложение, – произнёс клошар с важностью премьер-министра. – Канонизировать Вована Лубянского.

– Зачем это?

– А чтоб знали… мастурбаторы безрукие! А то много бога – мало нала, а тут в самый раз будет. Ёптыть, они ж помазанники!

* * *

Логика по-прежнему была «безупречной».

– Какой «нал»? Чьи «помазанники»? – совсем запуталась Кора.

– Чьи, чьи – мои, конечно. Я и назначил.

– А сам-то ты кто будешь, чтоб назначать? Чего тут расселся? Из нацболов, что ли?

– Да не-е… Я из народа, того самого, который быдлом кличут. Или биомассой. Короче, население я. Сижу тут, наблюдаю человеческую комедию, листовочки распространяю – на ночлег зарабатываю, – неопределённо отозвался бродяжка. – Да ещё оболваненных подсчитываю – самое удобное место… Конкретно – чёртов статистик.

– Ну, и много насчитал?

– Так много, что со счёту сбился. – Он опять полез в свой бездонный карман и вынул оттуда аккуратно сложенный листок, развернул его бережно и протянул Коре: – На-ка, почитай листовочку – чисто сионистская пропаганда, бля, мол, все подлые, завистливые, каины проклятые.

«У всех есть мафии, но такой, как у нас, которая имеет свою армию плюс ядерное оружие и, не в обиду будет сказано, 145 000 000 рабов, – такой нету нигде!»

Кора, едва взглянув, засунула листок в сумку:

– Потом изучу, сейчас с головой плохо. Да и вообще о душе пора подумать, а не пропагандой интересоваться.

– О душе?! – пафосно вознёс руки к небу наглый скоморох. – У голозадых, безмозглых и криворуких всегда любимая тема – о душе. А сами детей на помойку выкидывают.

Кора присмотрелась к нему внимательней:

– А ты откуда про такое знаешь? И что тебе вообще от меня надо?

– Мне-то от тебя – ничего. А вот на твоём месте я бы прислушался. – Он засунул руку под шапчонку и поскрёб голову. – Рога чешутся, зы-ы-ы, – осклабил он полный рот золотых зубов.

– Ты не на моём месте. Ты на своём. Оставь меня в покое. Мне нужно туда, – махнула она рукой в сторону церкви.

– Нечего тебе там делать. У тебя вид нездешний, все сразу поймут, откуда ты и куда… Хотя что они могут понять, приматы, понаехали тут незнамо откуда, до сих пор жопу камнем подтирают, а всё туда же, ди-ма-кра-а-тия. Вот и бумажка моя про то же. И покойник твой, говорят, книжку про это писал… только не дописал – на анекдоты скурвился, типа фольклор.

– Ладно врать-то – ему не до книжек было… Дай-ка пройти, – оттолкнула его Кора легонько, пытаясь сделать шаг в нужном направлении.

– Некуда тебе спешить, там тебя никто не ждёт, – соврал бомжак и ухватил её за полу юбки. – Вы, бабы, лукавое племя, самые хитрые умеют слабыми представиться, тут-то наш брат крючок и заглатывает. Ты не из таких – никем не прикидываешься, слишком гордая. А гордые за бесстыжих расплачиваются. Сильные – за слабых. Ce sont les gens authentiques qui payent pour les faux-culs, n,est-ce pas?[3]– заговорил он вдруг на чистом, без малейшего акцента французском.

– Так ты и языки знаешь! – удивилась Кора. – Скажите пожалуйста…