24 июля 1714 г. прямо в спальне недужной королевы в Кенсингтоне разразилась бурная ссора между ее главными министрами – Харли, ныне графом Оксфордом, и Болингброком. Королева стала на сторону Болингброка и потребовала, чтобы Харли подал в отставку. То, что произошло потом, не поддается объяснению. Болингброк, который состоял в постоянной переписке с Яковом, жившим в Париже, покинул дворец. Он собирался сформировать в парламенте фракцию, которая поддержала бы идею выдвижения Якова в качестве наследника престола. Однако на следующий день члены Тайного совета убедили умирающую королеву назначить главой правительства старого герцога Шрусбери, чтобы соблюсти закон о престолонаследии и обеспечить переход власти наследнику из Ганновера.

Проживи королева еще неделю, Болингброк мог бы успеть собрать группу парламентской поддержки и предложить корону Якову, хотя такое решение нарушало бы закон о престолонаследии. Подобное развитие событий, несомненно, привело бы к гражданской войне. Но, как написал роялист Джонатан Свифт, «идея сгнила, не успев созреть». Смерть Анны ознаменовала конец эпохи Стюартов. Говорят, на тот момент насчитывалось около пятидесяти пяти представителей династии Стюартов, которые имели больше прав на престол, чем Георг Ганноверский, однако именно его признали королем Великобритании. С восхождением Георга на трон монархия утратила свое решающее значение в истории Англии. Короли отошли в тень, уступив место на авансцене партиям и политикам.

Ганноверы изначально были не королями, а мелкими князьями. Они пришли к власти не с помощью меча или политики, а просто как потомки протестантской принцессы. В основном это были ничтожества в напудренных париках, неспособные ни справиться с собственными детьми, ни противостоять парламенту. Поэтому все они вместе продвигали идею парламентского правления больше, чем любой монарх со времен Генриха III. Пока политическая система росла и развивалась, Георги занимались своими любовницами и карточными играми. Политики больше не заискивали перед королями, а существовали как отдельные политические личности, склоняясь то вправо, то влево под влиянием партий, общественного мнения, избирателей, экономических сил, приобретавших отныне новое значение.

Лондонцы восприняли прибытие в 1714 г. 54-летнего Георга I (1714–1727) скорее с облегчением, чем с воодушевлением. Он плохо говорил по-английски, до этого лишь один раз приезжал в свое нынешнее королевство и уже тогда признавался, что ему не понравилось в Англии. Георг полагал, что делает Англии огромное одолжение, спасая ее от Стюартов. Ганноверский деспот, он на тридцать лет заточил свою супругу в замок за интрижку с придворным, самого же придворного убили и расчленили. Вместо супруги Георг привез с собой двух любовниц, толстую и тощую, которые получили прозвища «Слониха» и «Жердь». По ночам они по очереди играли с королем в карты. Англичанам казалось, что имена новых придворных звучат как «приступ кашля». А те строили себе дома на новой площади Ганновер-сквер, и фасады этих домов напоминали традиционную архитектуру их прежней родины. Сын короля, Георг Август, терпеть не мог отца и вместе со своей веселой и бойкой супругой Каролиной предпочел завести собственный двор в Лестер-хаусе в Лондоне. Каролина отзывалась о Ганновере как о «навозной куче». Если в англичанах и оставалась какая-то вера в величие, не говоря уже о богоизбранности королей, она благополучно почила в бозе с восшествием на престол представителей Ганноверской династии.

То, что король плохо понимал по-английски и часто отсутствовал в Лондоне, способствовало укреплению независимости и высокого статуса кабинета министров. На заседаниях председательствовали главные министры, среди которых особо выделялись первый министр лорд Стэнхоуп и грубоватый землевладелец из Норфолка по имени Роберт Уолпол, канцлер казначейства.

Весьма скоро они столкнулись с серьезной проблемой: в 1715 г. сторонники Якова Старого Претендента подняли восстание в Шотландии. Герцог Аргайл, возглавивший войско правительства, остановил мятежников прежде, чем они двинулись от Стерлинга на юг, и не успел Яков ступить на землю Шотландии, как пришлось спешно возвращаться во Францию. Так называемое «возмущение пятнадцатого года» закончилось, толком не начавшись.

Как и Вильгельм Оранский, Георг Ганноверский считал, что, став королем Англии, он вправе привлечь ее к решению конфликтов на своей прежней родине. На выборах 1715 г., которые проходили после коронации, тори поплатились за свои якобитские симпатии, и виги снова пришли к власти. Хотя традиционно виги ратовали за войну, на этот раз их мнения по поводу того, как оплатить прошлые войны и стоит ли поддержать нынешние войны Георга, разделились. Уолпол ушел в отставку, так как национальный долг вырос до 50 миллионов фунтов. В 1720 г. была изобретена схема, позволявшая возместить этот долг, используя исключительную монополию на торговлю Компании Южных морей, которую та получила в результате заключения Утрехтского мирного договора. Это привело к отчаянной спекуляции акциями компании, при этом министры беззастенчиво вздували на них цены, чтобы набить собственные карманы. Всего за несколько недель цена на акции со 100 фунтов подскочила до 1000, так же быстро росли цены на акции дочерних компаний. Говорили, что из-за кредитного бума в Лондоне невозможно было купить экипаж.

Так называемый «мыльный пузырь Южных морей» лопнул в сентябре того же года, и это потрясло всю страну. Тысячи людей, в основном в Лондоне, были разорены, и в вестибюле парламента даже пришлось зачитывать закон о беспорядках. У Стэнхоупа прямо в палате лордов случился апоплексический удар, и он скончался, министр почт принял яд, а канцлера казначейства (уже не Уолпола) бросили за решетку. Банкиров, которые выдавали кредиты под залог акций, предлагали «посадить в мешок со змеями и бросить в мутные воды Темзы».

К 1722 г. Уолпол снова становится лидером вигов и главой антивоенного правительства, которому предстояло продержаться у власти дольше всего в английской истории. Уолпол был весьма колоритной личностью: гигант весом 130 килограммов, он сильно пил и привык жить на широкую ногу. Он разделял нелюбовь тори к дорогостоящим военным авантюрам, и это позволило ему уменьшить земельный налог и убедить все стороны, что король из династии Ганноверов в одной упряжке с правительством вигов не представляет угрозы существующему порядку. Как первый лорд казначейства, Уолпол был первым министром, которого стали называть «премьер-министром». Ему пожаловали скромный городской дом в районе спекулятивной жилой застройки недалеко от Уайтхолла, на небольшой улочке Даунинг-стрит. Уолпол мудро настоял, чтобы эта привилегия вместе с премьерским креслом доставалась всем его преемникам.

Политическим девизом этого политика было «не буди лихо, пока оно тихо», неприятных вопросов он старался избегать. Правительственный долг был переведен в фонд погашения; кроме того, кабинет придерживался политики предотвращения войны и развития торговли. «Уолполов мир» считался золотым веком Англии. Политики были излюбленными мишенями остроумных шуток и сатир Поупа, Свифта, Дефо и Джонсона. Либеральные настроения в обществе способствовали распространению философских воззрений Локка и Беркли. Политические споры и дебаты вышли за рамки судебных залов и стен парламента и велись в кругах широкой интеллектуальной элиты. Летаргический сон, в который под защитой Акта о присяге погрузилась Англиканская церковь, побуждал апологета методистской церкви Джона Уэсли, называвшего себя «головней, вытащенной из огня», оживить церковь Англии. Зарождающийся средний класс был восхищен возможностью социального продвижения, которую предоставлял Красавчик Нэш, законодатель мод и церемониймейстер, на ассамблеях в элегантных интерьерах игорных заведений георгианского Бата. Бедняки тем временем могли топить свои беды в дешевом джине. К 1730 г. в Лондоне на каждые одиннадцать жилых домов приходилось по одной лавке, торгующей джином, и «можно было напиться на один пенс, а на два – напиться в стельку». 1720-е и 1730-е гг. – единственный период, когда население Лондона не увеличивалось, застыв на отметке примерно 700 000 человек. Так продолжалось до 1736 г., когда вышел Акт о джине, согласно которому торговля этим напитком облагалась налогом, пивные должны были работать по лицензии, а потребление спиртного строго ограничивалось.