18 сентября 1590 г. Александр Пармский начал осаду Парижа. Однако непосредственное вмешательство испанской короны, принявшей участие в конфликте на стороне Гизов, способствовало лишь тому, что общественное мнение Франции стало все больше склоняться в пользу Генриха Бурбона. Филипп II для решения вопроса о престолонаследии настоял на созыве Генеральных Штатов в январе 1593 г. в Париже. На этом сословном собрании представитель короля герцог де Ферия предложил выдать Изабеллу замуж за французского принца и передать корону одному из герцогов Гизов при условии, что тот женится на испанской инфанте. Переговоры затягивались, и на их безрезультатный исход повлияло обращение Генриха Бурбона в католическую веру.

Последние годы царствования Филиппа II были мрачными и тягостными. В 90-х гг. XVI в. было уже хорошо ощутимо, что экономика Кастилии трещит по швам под тяжестью имперских авантюр. Только «Армада» 1588 г. обошлась в 10 миллионов дукатов, а в середине 90-х гг. государственные расходы ни разу не находились ниже уровня 12 миллионов дукатов. Обращение Генриха Бурбона в католическую веру разрушило планы посадить испанского ставленника на французский трон. Второе государственное финансовое банкротство 1596 г. окончательно поставило точку на французской политике Филиппа II, сделав неизбежным заключение мира с Францией в Вервене 2 мая 1598 г. Испания, по существу, уже управлялась инфантой Изабеллой и племянником короля эрцгерцогом Австрийским Альбрехтом, которые поженились в Валенсии в апреле 1599 г.

Филипп II в последние годы жизни.

Летом 1598 г. Филипп удалился в Эскуриал. Он чувствовал, что скоро умрет. В Рим был послан курьер с просьбой получить у папы отпущение грехов. 13 сентября 1598 г. Филипп II скончался в возрасте 71 года. На церемонии похорон в Строгом иерархическом порядке, заведенном покойным королем, выстроились сначала члены Королевского совета, затем совета Арагона, инквизиции, совета в Италии, Индий (т. е. американских колоний) и т. д.

Звезда Испании еще, казалось, светилась над Европой, но это был скорее бледный отсвет прежней славы, воспоминание о былом могуществе. На горизонте уже маячили новые морские хищники — Англия и Голландия. Франция под властью Генриха IV Бурбона проводила хотя и осторожную, но все же явную антииспанскую политику.

Хладнокровный политик, Филипп II, всю жизнь пытавшийся сохранить свои наследственные владения и боровшийся за это то с Францией, то с Англией, то с нидерландскими повстанцами, то с турками, то с римским папой, в конечном итоге оказался обессиленным. Человек средних способностей, скорее бюрократ на троне, чем великий политический деятель и дипломат, Филипп II старался осуществить невыполнимую задачу: он шел наперекор естественному ходу исторических событий, тем самым истощая Испанию. Несмотря на попытки короля отстоять наследство Карла V, его держава фактически уже не была похожа на империю покойного отца, это было скорее государство, ориентированное на заокеанские колонии, тем не менее его властитель упрямо держался за старые догмы. Затворник Эскуриала, Филипп порой все же мыслил достаточно глобально, но все его замыслы в конечном счете так и не реализовывались. Ошибки проистекали не только из-за его характера. Драма Филиппа II как политика заключалась в невозможности сочетания свойственного ему провинциализма политического мышления с глобальными задачами, которые этот король ставил перед собой.

Вокруг имени Генриха IV Бурбона сложилось много самых разнообразных легенд. Его ловкость, изворотливость, острый ум, талант политического деятеля, любовные приключения, переходы из одной веры в другую по политическим мотивам, наконец, трагическая гибель от руки фанатика католика Равальяка способствовали созданию необычайно притягательного образа для историков и литераторов. Достаточно вспомнить произведения П. Мериме, А. Дюма и особенно Г. Манна. Образы, созданные этими писателями, неизбежно довлеют над нашим воображением, вызывая читательскую симпатию к этой действительно незаурядной личности. Примечательно еще одно качество первого Бурбона на французском троне: он был редким примером человека, которому удавалось обращать в свою пользу фатальный ход событий. Вдобавок он был единственным королем, пользовавшимся популярностью в народе. Легенды о Генрихе IV кристаллизовались в достаточно устойчивый миф. Великий французский просветитель Вольтер в своей эпической поэме «Генриада» характеризовал его как «политика для всех столетий». Даже для набожных католиков XVII в. он стал истинно католическим государственным деятелем.

«Король-солнце» Людовик XIV, при котором французский абсолютизм достиг расцвета, считал своего деда Генриха IV образцом монарха. Восставшие крестьяне Нормандии в 1639 г. называли период его правления «золотым веком». В годы Фронды [53]парижане собирались у подножия конной статуи Генриха IV, расположенной в конце острова Сите. Не обходилось в то же время и без курьезов. Казненный во время Французской революции конца XVIII в. король Людовик XVI изображал себя как второго Генриха IV, а его жена Мария-Антуанетта рассматривала себя как преемницу знаменитой любовницы короля Габриэллы. Секрет же популярности героя нашего очерка следует, очевидно, искать не только в личных талантах, но и в главной идее, осуществлявшейся в политике, которую он неуклонно проводил всю свою жизнь и которая была велением времени, — идее борьбы за прочное экономическое и политическое положение Франции.

Однако совершенно иную трактовку политики и личности Генриха IV предлагали немецкие историки XIX и первой половины XX столетия. Они, как правило, громогласно и безапелляционно объявляли Францию главным врагом объединения Германии и основной причиной ее политической раздробленности. Характерно, что работы, содержащие подобную оценку, появлялись обычно накануне войн, которые вела Германия против Франции: франко-прусской войны 1870–1871 гг., а также Первой и Второй мировых войн. Название одной из таких книг довольно красноречиво: «Генрих IV. Король Франции и Наварры. Противник германского мира». В этой книге знаменитый король предстает как родоначальник планов французского мирового господства, задумавший покорить мир еще до Ришелье и Людовика XIV. Без Генриха IV, глубокомысленно замечал ее автор, французы никогда не нашли бы путь к Рейну, а их вражда к немцам не стала бы столь значительной. Планы установления гегемонии Франции в Европе действительно проявлялись в политике Ришелье и стали совершенно определенными в действиях Людовика XIV, но разве в то время вопрос об объединении Германии стоял столь же остро, как во времена Реформации и Крестьянской войны, а затем в середине XIX в.? Для Ришелье главным врагом была не Германия как таковая, а австрийские и испанские Габсбурги, угрожавшие национальной независимости Франции, и в этом смысле кардинал явился продолжателем политики, начатой Франциском I и Генрихом II, хотя, подобно им, как только война переходила через государственные границы, он пытался осуществлять планы установления гегемонии Франции в Европе. Людовик XIV уже достаточно осознанно стремился к этому, и его главным противником были австрийские Габсбурги, вовсе не желавшие государственной централизации Германии в то время. Не сокрушив их, французский король не мог надеяться на осуществление своих планов. Но имел ли возможность рассчитывать на реализацию подобных замыслов Генрих IV, ставший королем после мучительных для Франции религиозных войн, когда над Европой начала нависать габсбургская угроза, весьма ощутимая для его страны.