По комнате растеклась вязкая тишина, от которой даже пошевелиться было страшно.

Чем больше Лефиус читал, тем выше приподнимались его брови. Через минуту чтения он хмыкнул, а после присвистнул. Руфиус тут же оказался за его спиной, заглянул в документ и через пару минут воскликнул:

— Мать моя высшая демонесса! Отец мой высший демон! Чтоб всех моих родственников до пятого поколения богиня отлюбила!

Пока мой организм судорожно решал — то ли бледнеть, то ли краснеть, я покрылась холодным потом. Что там написано, что даже демон, высший демон, почти шокирован?!

Лефиус нахмурился. Оторвался от бумаг, посмотрел на меня немного недоверчиво, потом снова в мое дело и сказал Краусу:

— Тут написана полная *****.

— Пожалуйста, не выражайтесь при девушке такими словами, — мягко попросил Краус фон Аффет. — Полная ***** в официальных документах не излагается.

— Я всего лишь называю вещи своими именами, — вздохнул Лефиус.

— Да прекрати ты препираться, дочитывай страницу и перелистывай! — взвыл его брат. — Интересно же! Я такое даже в водевильных приключениях вольных демонесс не читал, а это тот еженедельник, который собирает самые необычные новости из всего Нижнего Мира.

— Людская фантазия переплюнет любые наши истории, даже самые приукрашенные, — фыркнул Лефиус. — Посмотри. Посмотри на нашу призывательницу и скажи мне, братец, разве она способна так угрожать людям?

— Ты имеешь ввиду ту строку, где Вильгельминария в попытках отобрать ценнейшее исследование, угрожала скрутить в рулон это самое исследование в несколько сотен страниц и засунуть его молодому человеку туда, куда такие рулоны совать не принято? — уточнил Руфиус и улыбнулся мне.

— Именно! — рявкнул Лефиус. — Хотя... почему не принято? Мой папа часто грозился засунуть этим дуракам-ученым кое-что похуже, чем сотни страниц... Кхм, это уже детали, не стоящие внимания. Вилина, скажи мне, кто это придумал? Кто тебя так оклеветал?

— Ха-ха, — выдавила я из себя, стараясь не встречаться взглядом с Лефиусом.

В конце концов, это было всего лишь нецензурным выражением, я вовсе ничего такого не планировала. Я же не виновата, что эти чертовы маги, прикинув размер исследования и додумав за меня все остальное, решили, что подобное действие несет в себе угрозу нанесения тяжелых телесных повреждений и может привести к смерти, следовательно, это надо включить в протокол?!

— Именно, что только посмеяться! Никакой логики ведь. Если исследование ценное, то кто станет его туда совать? А если нет, то зачем тебе его красть? Полные глупости.

— Ха-ха, — нервно то ли хохотнула, то ли икнула.

— Какой бред! — с отвращением сказал Леф.

-Как какой? Интересный, — ответил Руфиус. — Давно такого отборного не читал. С тех самых пор, когда достопочтенный Гройсси завершил свой трехтомник.

— Это тот, у которого поле галлюциногенной травы сгорело, а он нанюхался и после писал? — спросил Лефиус.

— Ага, он самый.

Да что там написано-то?! Страшно. Страшно любопытно. Но навряд ли осужденной кто-то позволит взглянуть на эти документы.

— То ли бред полный, то ли частичный, — заключил Лефиус, когда прочел. — Хочешь посмотреть, что они написали?

— Хочу, — тут же сказала я и потянула руку к бумагам.

Глава 20

Все бумажки Лефиус мне не отдал — часть оставил себе и пояснил:

— Тут про блокировку твоего дара написано, так что это мне для изучения.

— Блокировка дара? — удивился Руфиус. — А-а-а, ты про магический. Я его и не заметил, стоит ли его вообще снима...

Руфиус резко подавился своими же словами, а после неловко рассмеялся и замахал руками. Быстро сообразил.

Я взяла протокол. Обычно обвиняемые могут с ним ознакомиться перед судебным заседанием, но мой случай не самый обычный, поэтому я видела его впервые. Перед самим судом мне показали только обвинения без подробностей, с которыми было трудно не согласиться, ведь если спрашивать напрямую, не вдаваясь в детали, то все написанное — истинная правда. Тогда все уместилось на одном листике, а вот протокол, который отдал мне Лефиус был значительно толще. Скорость чтения у меня неплохая, но демонской не чета, поэтому изучение заняло почти полчаса.

Ну, немудрено. Следователи оказались поразительно дотошными, они начали рассмотрение этого дела едва ли не с момента, когда я и Эбес Грин поступили в академию. Потому что именно тогда и начало разрастаться наше противостояние. Поначалу это было именно соперничество, ведь ни я, ни Эбес никогда не выносили ничего за пределы учебного класса, хотя возможностей напакостить друг другу у нас было навалом. Но потом...

Семья Грин знала о выдающихся способностях Эбеса в призыве еще до поступления в академию, потому возлагала на него огромные надежды. Родственники Эбеса рассчитывали, что он станет первым на факультете призыва, значительно превосходя своих сверстников. Но тут появилась я, прилично обогнав Эбеса на этом поприще. Возможно, учись я спустя рукава, Эбес и смог бы меня когда-нибудь догнать и обогнать, потому что его талант был выше среднего, а трудоспособность вызывала исключительно восхищение. Вот только я искренне любила свой единственный выдающийся талант и работала как проклятая, поэтому разрыв между нашими способностями увеличивался.

Именно это и привело к тому, что Эбес в тайне ото всех стал искать альтернативные методы увеличить силу призыва. Я была талантливее, а Эбес — умнее. Ему бы больше подошло стать магом-ученым, а не обыкновенным призывателем, но его семья, пусть не чрезмерно богатая, но весьма амбициозная, уже поставила его в определенные рамки, из которых самостоятельно никто бы выбраться не смог. Об этом я, к сожалению, узнала слишком поздно, когда уже ничего нельзя было переиграть или изменить.

Эбес старательно оберегал свое исследование, тестировал его так, что даже преподаватели ни о чем не догадывались. И я бы соврала, если сказала, что узнала о нем совершенно случайно. Я считала Эбеса соперником, единственным призывателем, с которым могла сравнить свой талант. Потому ровно в тот момент, когда сила призыва Эбеса начала быстро прогрессировать, я насторожилась. Я все еще была сильнее, но понимала, что скорость моего развития по сравнению с таковой у Эбеса была мизерной, а потому проигрыш — дело времени. Нельзя сказать, что мою гордость зацепили, но некоторая доля тщеславия не была мне чужда. Если не считать таланта призывателя, то я была самой обыкновенной: не красавицей, но не уродиной, не глупышкой, но уж точно не гением, не нищей, но и не богачкой. И только благодаря возможности