— Будевин Ван Варенберг.

— Ты дружишь с Милостью? Впрочем, ты со всеми дружишь… Сведи девочку с солдатом, он хороший человек.

— Как прикажешь, дядюшка.

В дом госпожи Алид царевна не вернулась. Если все сбудется, как та говорила, то каждый, кто проявит к ней сочувствие и дружеское расположение, окажется под угрозой.

Надя сняла комнатку под чердаком в квартале от больницы и сторонилась людей. Она больше не ходила к семье пана Станислава, а все свободное время проводила в больнице или библиотеке.

Никогда раньше она не чувствовала себя такой одинокой. И никогда раньше она так не скучала по Роджеру. Словно душу располовинили. Если бы он хоть взглядом, хоть одним словом подтвердил, что ему это нужно, — она не чувствовала бы такую пустоту под ногами!

Наде стало стыдно.

Нельзя быть такой малодушной! Она сама дала обещание, убеждала себя и его, что найдет опору в собственных чувствах, так что теперь плакать?

«Прости, — попросила она тишину. — Я больше не потревожу тебя просьбами».

Далеко на юге Роджер опустился на ступени Последней Лестницы, тяжело вздохнул. Глупый ребенок! Когда ей надоест играть в эту игру?

— Она упрямая, да?

Марина появилась с ним рядом, села на ступени, опустила босые ноги в теплую воду. Смуглая, черноволосая, красивая, с глазами нечеловеческого бирюзового цвета. Роджер не ответил.

— Хочешь, я отвлеку ее? Познакомлю с кем-то из моей свиты? Она не устоит…

— Мы разберемся без тебя, — не оборачиваясь, бросил Роджер.

— Морока с этими смертными, правда? И чего их к нам тянет? Тебе она нравится?

— Нет.

Бог пропал, не прощаясь. Марина потянулась, жмурясь от яркого солнца. Улыбнулась.

Рано или поздно эта встреча должна была произойти, но Надя до последнего обманывала себя, будто может ее избежать.

Утром во вторник черные жрицы ждали ее возле ворот больницы. Сестра Стерр и две незнакомые женщины остановилась, преграждая ей дорогу. Надя замерла. Ждала.

— Нам нужно поговорить, — начала сестра Стерр.

— Хорошо, — согласилась Надя.

— Не здесь.

— Нет. Я никуда не пойду с вами.

— Боишься? Мы ничего не сделаем тебе. Мы же не пьяные матросы. Просто поговорим.

Надя понимала, что нельзя было уходить с улицы, где есть прохожие, но признаться в своем страхе она тоже не могла.

— Хорошо. Но не в храме.

Они зашли в маленький домашний ресторан на соседней улице. Надя тихо обрадовалась, увидев, что траттория наполовину заполнена людьми, но стоило в двери войти сестре Стерр, как люди стали покидать свои места.

Черные жрицы и Надя остались одни, даже хозяин ресторана скрылся на кухне. Царевна стояла посреди пустого зала, гордо подняв голову.

— Как ты выбралась оттуда?

Надя молчала.

— Ты видела его? Правда видела?

— Это ложь, сестра, — вмешалась одна из жриц. — Она просто нашла способ выбраться из комнаты, а теперь врет.

Надя продолжала молчать, но не могла сдержать улыбки.

Сестра Стерр вдруг бросилась к ней, схватила за плечи и сильно встряхнула. У царевны клацнули зубы.

— Поговорим, соплячка?

Надя, уже не сдерживаясь, рассмеялась жрицам в лицо, и те растерялись.

— Забирайте ее, — приказала сестра Стерр. — Поговорим в храме. Врет она или получила в подарок то, что было предназначено сестре Анике…

Надя отступила на шаг, уперлась поясницей в стол. Она точно знала, что с ней будет: жрицы запрут ее в дальней комнате храма, снимут все, что хоть отдаленно напоминает артефакт, и даже, когда узнают кто она, не испугаются. Посадят на цепь или запрут в башне, в зависимости от того, поверят ли в ее избранность или захотят устранить соперницу.

Роджер ударил кулаком по стене траттории, разбивая костяшки пальцев. Случайный прохожий обернулся и замер, перестав дышать. В ресторане застыли жрицы и девочка, носящая его кольцо. Пойманной на лету пылинкой весь Яблоневый Край замер по его приказу, а дверная ручка вновь не ложилась в руку.

— Что ты делаешь здесь?

Мокошь стояла в шаге от него, насмешливо щурясь. И правда — что?

— Собираешься вмешаться, милый?

— Я в ответе за нее.

— Не стоит. Или назови невестой, или иди прочь.

Он облизал губы. Он молчал.

— Надежда — дорогая жемчужина, брат. Если ты отказываешься, я подарю ее другому.

Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Мокошь не лгала.

Какое ему дело?! Пусть отдает! Если не будет в мире женщины, любящей его, разве много он теряет? Теряет. Что-то неуловимое. Что-то ценное.

— Не спеши, сестра. Девочка дала мне обещание, и пока не нарушила — ее жизнь принадлежит мне.

Роджер развернулся и пошел по улице. Краски вокруг поблекли, прохожие исчезли, и он уже шел по улице города Хель.

— Эол, я верну тебе имя. Забери ее оттуда.

Легкокрылый появился сразу. Смотрел испуганно.

— Знаю, что скажу глупость, но… Ты в порядке, дядюшка?

Роджер долго смотрел под ноги на рисунок трещин по брусчатке, и чем дольше тянулась пауза, тем очевиднее было, почему он молчит. Эол смущенно отвернулся, сделал вид, что рассматривает темные окна домов.

— Просто сделай это, Сарма.

Легкокрылый пропал.

Роджер поморщился, растирая грудь. Над Царством Мертвых стоял звон разбитого стекла.

Сестра Стерр осталась стоять на месте, жрицы подбежали, подхватили Надю под руки крепко и решительно.

— Вот дура!

Царевна вздрогнула и повернула голову. Эол небрежно присел на край стола рядом с ней.

— Вот дура! — повторил Легкокрылый. — Сама говорила, что чувствует твою избранность и всякое такое, а теперь тянет руки к твоим подаркам.

Жрицы замерли.

— Стыдно, сестра Стерр! — покачал головой бог. — Стыдно отправлять глупых барышень в постель непонятно к кому, стыдно устраивать сцены, если вы не оказались той самой… Дядюшка передавал, что очень вами недоволен.

Эол улыбнулся, подмигнул Наде, и они оба оказались на каменной площадке под открытым небом где-то на склоне горы.

— Спасибо.

Бог беззаботно пожал плечами и уселся на каменный пол. Царевна огляделась.

Круглая площадка из мрамора была окружена восемью колоннами, высокими, но лишенными свода. Вместо потолка над ними плыли перья облаков и тихо двигалось к зениту солнце. Пахло скошенной травой, жаром летнего полудня, водорослями с моря. Склон уходил вниз, все круче и круче, и обрывался в сотнях шагов южнее. А дальше до самого горизонта было лишь ровное, одинокое море. Отсюда оно и впрямь выглядело Цветным: колонии разноцветного планктона, коралловых лесов и отмелей делали его пятнистым, как лоскутное одеяло — желтым, бирюзовым, фиалковым, темно-бордовым и синим. Надя села рядом с богом. Камень нагрелся под солнцем, прикасаться к нему было приятно. Трещали кузнечики.