Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ровно в девять я заступил на смену и пошел в первый обход по территории, чтобы проверить, не осталось ли где запоздалых рабочих. Артем тем временем ждал, спрятавшись за проходной. Когда дневная охрана наконец-то убралась прочь, я подал ему знак фонарем, и он, обойдя видеокамеры, перелез через забор в условленном месте, где я уже дожидался его. Спустившись на землю, он восторженно воскликнул.
— Как в чертовом шпионском кино! Встретить бы тебя раньше! Уверен, мне не пришлось бы так долго сидеть взаперти, — он рассмеялся и похлопал меня по плечу. — И после этого будешь утверждать, что никогда не был причастен к кражам?
До полуночи мы просидели на крыше высотного склада. Почти не разговаривали, просто молча смотрели, как темнота неспешно опускается на усталые спины заводов, и подливали себе кофе из термоса. Той ночью было необыкновенное звездное небо. Казалось, что черного космоса нет, есть лишь бесконечная россыпь белесых точек, равнодушно мерцающих и не знающих наших бед и забот. Странно, но мне всегда почему-то становилось спокойнее, стоило только подумать о том, что над головой моей миллионы миров, далеких и никем не изученных, частью которых я стану однажды, навсегда распрощавшись с земной суетой. Но одно чувство было неизвестно мне прежде. Я, обернувшись, взглянул на Артема и понял, что он думал о том же самом, только не мог поверить, что жизнь всем нам дана напрокат и однажды придется ответить за то, что мы с ней сделали.
Примерно через час он все же нарушил молчание:
— Я часто думаю… В общем… Я ведь наделал много зла, и должен буду за все ответить. Ты боишься того, что ждет тебя после смерти?
— Всегда боялся. А сейчас не уверен.
— Мать говорит, что нет никакого рая и ада, все лишь в нашей душе.
Вскоре Артем ушел, сказав, что у него еще есть дела. До утра я бродил, ожидая рассвета. Когда пришла смена, я сразу отправился домой, желая заснуть и прекратить эти бесконечные сутки.
Глава 9
После ночи, проведенной со мной на складе, Артем вдруг пропал. На звонки он не отвечал, за дверью его комнаты всегда было тихо. Признаться, я уже начал волноваться, но убеждал себя в том, что у него были причины исчезнуть так внезапно. Оставшись один, я каждую ночь проводил на складе. Просыпался только к вечеру. До работы прогуливался возле дома, в надежде увидеть хоть что-нибудь интересное. Но каждый раз возвращался домой разочарованный. Все повторялось — бессонная ночь, впустую потраченный день и не давший облегчения вечер. Пустые карманы и тесные комнаты. Мне начинало казаться, что скоро я забуду о том, что когда-то был человеком. О том, что когда-то мечтал, любил и на что-то надеялся. Я увядал и с каждым днем все труднее становилось делать те вещи, на которые раньше не обращал внимания — просыпаться, идти куда-то и что-то делать. Лица, дни, разговоры, дворы. Все смешалось, словно в калейдоскопе.
Однажды прелестным майским днем, когда солнце кокетливо бегало по лужам, я, поддавшись охватившему меня воодушевлению, вышел из дома пройтись немного в весенней тиши и позабыть хоть на час обо всем, что меня тревожило. Я шел осторожно и вкрадчиво слушал. Ловил каждый возглас, что доносился из окон. Как пес, отпущенный в степи, жадно глотал растянутый ветром запах влажной земли. Но стоило мне отойти от дома, как вдруг меня кто-то окликнул. Она догнала меня и, улыбнувшись игриво, сказала.
— А я знаю тебя.
— Неужели? — я сделал вид, что удивлен, хотя на самом деле сразу узнал ее.
— Ты друг Артема. Мы встретились у него дома, — девушка кокетливо приподняла плечи. — Ты не знаешь, куда он пропал?
— Понятия не имею.
— А у тебя есть что-нибудь? — спросила она в полголоса.
— Я не занимаюсь ничем подобным.
— Пусть будет, по-твоему, — девушка небрежно махнула рукой. — В любом случае, речь сейчас не об этом. Может, встретимся как-нибудь? Покажу наши места.
— Вот так сразу? — опешил я. — Даже не знаю. Артем говорил, что от тебя лучше держаться подальше.
— И ты думаешь, он прав?
— Почему я не должен ему верить?
Незнакомка замерла, опершись на мое плечо. Круглые бедра ее вызывающе выпятились. Глаза томно прищурились, а губы заманчиво приоткрылись. Стояла она гордо, с какой-то простодушной доступностью и недосягаемым, скрытым ото всех за вуалью флирта, темным желанием любить и обладать каждым встречным. Девиц, вроде нее, я встречал немало. Слова, бравада, а внутри пустота. Я не очень-то хотел с ней связываться, но понимал, что это мой единственный шанс на общение.
— Что ты предлагаешь? — осторожно спросил я.
— У меня есть индика. Угости меня пивом, и я угощу тебя.
— Идет. Только индику можешь оставить себе.
— Я Саша, — девушка протянула мне маленькую руку — Я знаю одно отличное место неподалеку. Надеюсь, у тебя есть деньги.
Не спеша мы двинули по переулку. Я обернулся, надеясь увидеть то, что поможет избавиться от ее компании, но позади остались только несколько старых домов и размытая после дождя дорога. Саша привела меня в какую-то забегаловку, где мы просидели до глубокой ночи. Она весь вечер не прекращала заигрывать. Сидела рядом, положив руки на стол, и оголяла шею, откинув рыжие волосы. Смеялась, резвилась, вся, превратившись в сплошное движение, и ни на минуту не давала отвлечься от себя. Говорила громко, двигалась резко, смотрела твердо, зная точно, что каждый парень в этой дыре смотрит сейчас на нее. О себе Саша почти ничего не рассказывала, да и вообще, по большей части, несла вздор, несвязный и бессмысленный — только бы убить тишину.
— Ты мыслишь слишком узко, — уверяла меня она. — Не пытаешься познать себя. Почему ты не хочешь признать незыблемую ценность своей личности?
— А что во мне ценного?
— Понимаешь, сущность превыше всего. Я нахожусь в стадии самопознания, и мне нужна полная свобода, — она помолчала. — Знаешь, у тебя сильное «Я»… — и через мгновение сменила тему. — Мне очень нравятся твои руки. Сразу видно, ты никогда не жалел их.
И так она болтала весь вечер, не давая подумать над сказанным. Но кое-что я все же сумел выудить из ее бесконечного трепа. Родилась Саша в весьма обеспеченной семье врачей. О детстве своем почти ничего не помнила, лишь испытывала ностальгию и щемящее чувство тоски по тем временам, когда, как ей казалось, жизнь еще была настоящей.