– Да, знаю, но и познакомились мы тоже давно.

– Расскажи!

– Нет, Женька, потом, как ни – будь!

– Так, ебёнть, Малышев, мать твою, где вы все попрятались? А? – в открытую дверь кабинета вошёл, хотя нет, лучше сказать «вкатился», плотненький, круглолицый, не высокий ичок, одетый в теплую зимнюю куртку с капюшоном и большой мохнатой шапкой на голове из не известного зверя. Прокатившись по кабинету, смешно размахивая руками, он внезапно остановился прямо напротив рабочего стола Антона и впился в его лицо пронзительным и цепким взглядом. Так же, внезапно, на пороге кабинета появился высокий, худощавый мужчина, одетый в хорошее зимнее пальто с барашковым воротником и пушистой бобровой шапкой на голове. Худое, немного аскетичное лицо украшали массивные очки в черепаховой оправе с сильными диоптриями.

– Миша! Вот, ёптыть, наша смена, любуйся! Даже не привстал со стула при появлении начальства, хоть и бывшего! – Ядыкин ткнул пальцем в Шелестова, чуть не попав тому в глаз.

– Никак нет, Николай Алексеевич! – Антон привстал с места, мягко отведя указательный палец от своего лица внешней стороной ладони левой руки. – Я вас знаю заочно, но вижу впервые!

– Тогда здравствуй! – Ядыкин протянул руку для рукопожатия.

– Здравствуйте, Николай Алексеевич! Я – Антон Шелестов.

– Шелестов? – подошедший к Антону Воробъёв тоже пожал ему руку и внимательно посмотрел в его лицо.

– Если мне не изменяет память, то мы знакомы?

– Верно, Михаил Игнатьевич! Нас знакомил Крылов* из Академии МВД шесть лет назад.

– Да, да, что-то припоминаю. Всё же решил к нам прийти? После Вышки, надеюсь?

– Так точно, Михаил Игнатьевич, после неё.

– Ну, молодец, рад!

– Спасибо, Михаил Игнатьевич!

– Ну, что за дела такие, а? Все уже друг друга знают давно, один я, мать вашу, ни хрена никого из молодых не знаю! – Ядыкин опять прошёлся волчком по кабинету и выскочил вон.

– Шуликов! Мишаааааа! – разнеслось по пустому коридору. – Куда ты спрятался, старый ментяра! Давай вылезай, я пришёл!

– Ещё увидимся! – доброжелательно сказал Антону Воробъёв. – Женя, пошли, найдём Михаила Васильевича!

Через минуту Шелестов остался один в своём кабинете.

В десять часов вечера отделение совсем опустело, кроме тех, кто был на службе.

В десять минут одиннадцатого негромко звякнул городской телефон у него на столе.

– Приветик!

– Здравствуй красавица!

– Узнал?

– А мне узнавать кроме тебя больше некого! – соврал Антон.

Оксана промолчала.

– Что так долго не звонила?

– Я думала, ты позвонишь.

– Я был очень занят, а сегодня в группе на сутках.

– А завтра?

– Мне надо будет выспаться.

– Приезжай ко мне и спи, сколько хочешь.

– Ладно, раз так.

– А я перчатку тогда потеряла.

– Нет, она у меня.

– Хорошо! Квартира номер 76. Если ты забыл!

– Я буду около десяти утра.

– Я буду ждать.

Он положил трубку и задумался.

– Может быть, мать права? – спросил он сам себя. – Может быть и правда, жениться?

Красный телефон внутренней связи вдруг громко звякнул и разразился продолжительной трелью. Шелестов никак не мог привыкнуть к этому звонку. Марков говорил, что Миша Самойлов, предшественник и наставник Антона, как-то раз поколдовал над ним с отвёрткой, с тех пор он так и звонит так громко, как будто хочет мёртвых поднять!

Антон поднял трубку.

– Шелестов, на выезд, у тебя в «Южной» драка по – взрослому, бери пару патрульных и вперёд.

…Противно завывая сиреной, отделенческий «УАЗ», дрожа и скрипя всеми составными частями пенсионного возраста, докатился прямо до входа в гостиницу.

Антон, держа дежурную папку под мышкой левой руки, медленно открыл дверь машины, также медленно сполз с сиденья, захлопнул дверь и осмотрелся. Позади него попеременно хлопнули задние двери – сержанты Павел Кортнев и Сергей Усков встали рядом и были готовы к действиям.

К вечеру ударил небольшой морозец, поэтому было немного скользко. В чистом и прозрачном воздухе ярко горели огни окон семиэтажной гостиницы, отбрасывая в темноту длинные тени, которые ложились словно дорожки на редкие деревья перед фасадом и на высокий, почти в три метра высотой сугроб, прямо напротив входа. Дворники, не особо утруждаясь, когда чистили дорожки, снег собирали в большую кучу. Теперь эта куча почти закрывала зеркала витрин первого этажа гостиницы и находилась от них всего, в каких-то трёх метрах. Летом, на месте этого искусственного сугроба, был небольшой палисадник с клумбами, огороженный красиво сделанной, невысокой металлической изгородкой.

Редкие прохожие, поскрипывая снегом при каждом шаге, торопливо спешили домой мимо Шелестова. У входа в гостиницу никого не было, однако, спустя всего лишь несколько секунд тихо скрипнув петлями, открылась дверь, и в ярко освещённом проёме показался Михалыч, отставной военный, а теперь бессменный швейцар.

– Привет Михалыч! Кавалерия прибыла! Что случилось? – сказал Антон, делая шаг к нему и протягивая правую руку для приветствия.

– Здравия желаю, Антон Генрихович! На втором этаже, в ресторане, за отдельным столиком дислоцировалось отделение гостей с Кавказа, командир которого решил провести разведоперацию боем с неустановленным противником. Противник состоял из неукомплектованного полностью отделения, в составе двух человек. Причём, один, к моменту атаки выбыл из строя по причине чрезмерной пьяности.

Швейцар крепко пожал Шелестову руку и собрался, было, продолжить объяснять диспозицию, как раздался оглушительный треск, и звон битого стекла.

Как зачарованный, словно в замедленной киносъёмке, Шелестов поднял голову и увидел летящее из окна второго этажа по дуге деревянное кресло, на котором, смешно размахивая руками и ногами, сидел человек и визжал. Осколки стекла, летящие вместе с несчастным, блестели и переливались всеми цветами радуги и были похожи на звёздную пыль, окружившую комету.

– Красота! – произнёс Усков.

Комета с хрустом врезалась в сугроб и через секунду, к ногам милиционеров скатился, два раза перевернувшись через голову человек, весь в снегу, и, тем не менее, продолжавший оглашать окрестности истошным криком.

– С прибытием! – продолжил Кортнев.

Почему-то Антону вспомнилась цитата из бессмертного «Золотого телёнка» И. Ильфа и Е. Петрова: «После непродолжительной гражданской панихиды, тело усопшего было предано земле».

– Я так понимаю, что численное превосходство атакующих, не оказало значительного перевеса при боевых действиях. Возможно, что обороняющиеся применили тяжёлые орудия! Как считаешь, Михалыч? – хохотнул Шелестов и двинулся в вестибюль гостиницы. Сержанты последовали за ним.

Полем боя был выбран гостиничный ресторан. Однако, боевое столкновение носило локальный характер, поэтому несколько перевёрнутых столов и разбросанная там и сям битая посуда с остатками еды находились в дальнем от входа углу. В открытое настежь панорамное окно, с выбитым стеклом весело врывался ветер, раскидывая в разные стороны тяжёлые бордовые шторы и принося с собой прохладу в душное помещение, периодически швыряя в зал небольшие горсти снежинок, которые быстро таяли на полу. У самой двери испуганно жались к стене две официантки и метрдотель, который при виде Шелестова бросился к нему.

– Антон Генрихович! Антон Генрихович! – невысокий полный мужчина, на лацкане чёрного костюма которого блеснул золотистый бейджик с надписью «Метрдотель» со странной фамилией Прозяба, вцепился в руку Антона. – Помогите и спасите, Антон Генрихович!

– Ну, ну, перестаньте Марк Захарович! Вижу, вижу, ничего страшного, не большая войнушка! Убитых много?

– Какие убитые? – Прозяба остановился, и, отпустив, наконец, руку Шелестова, так и остался стоять, испуганно глядя на него.

Антон усмехнулся, и с милиционерами прошёл вперёд, к центру битвы.

Потери нападавших были 99% личного состава, как оказалось. У окна, раскинув руки в разные стороны, лежали двое гостей с Кавказа, довольно плотного телосложения, в чёрных костюмах и белых рубашках, словно братья. Поверженные бойцы были в глубоком нокауте, без видимых повреждений лица. В углу ресторана, у стены, за сдвинутыми двумя столами, покрытыми белой скатертью и уставленными разными пустыми и полными бутылками, и разной снедью, сидел рыжеволосый мужик могучего телосложения. В двух метрах от него, смешно забросив руки на спину, лежал на животе ещё один воин Аллаха, голова которого была обильно полита салатом.

– Оливье! – почему подумалось Антону, – Свежее!

Яркий свет люстр освещал чисто