вам листок бумаги, пишите! – Шелестов протянул кавказцу бумагу. – Ручку дать?

– Нет, у меня своя.

– Хорошо! Вы сильно замёрзли?

– Да нет, не особо, привык уже. А что?

– Так шапку-то можно было бы и снять? У себя дома, на родине, тоже по квартире ходите в шапке?

В это время кавказца с залитым кровью лицом, двое соплеменников бережно подняли, усадили за стол и теперь вытирали ему лицо белыми носовыми платками. Обильное кровотечение обеспечивала глубоко рассеченная правая бровь. Других повреждений не было, на первый взгляд. Как настоящий боец – рукопашник, Шелестов понимал, что сидящий напротив него сибиряк просто не стал калечить нападавших.

Кинув неприязненный взгляд в сторону Антона, старик аккуратно снял зимний головной убор и положил его на стол, на чистую скатерть, обнажив обширную лысину, покрытую по краям венчиками седых волос. Все как один, его соплеменники, последовали его примеру.

– Антон Генрихович! Готово! Мы всё написали! – подошедший мэтр протянул ему три бланка объяснений, которые уже были подписаны ими.

Антон взял первое объяснение и быстро пробежал его глазами.

– Так – с! Всё ясно! И нож лежит у меня под столом! – пропел он. – Хорошо! А теперь я в вашем присутствии изымаю обнаруженный нож, в качестве вещественного доказательства! Марк Захарович!

– Да, слушаю!

– Нужен обычный целлофановый пакет, чистый, найдёте?

– Конечно!

– Принесите, пожалуйста.

– Сию минуту!

– А вы, красавицы, – обратился к официанткам Шелестов, стойте со мною рядом и из вида нож не выпускайте. Видите его?

– Видим, как же не видеть! Вон валяется! Мы всё видели, у кого он был в руке!

– Очень хорошо!

– Вах! Какой – такой ножик? – старик привстал и чуть наклонился, и заметил под столом лежащую финку, почти у ног Антона.

– А вы не видите! Вот же лежит!

– Вах!

– Узнаёте? – Антон пустил пробный шар.

– Какой – такой, узнаёте? – пожилой кавказец, выпрямляясь.

– Разве не ваших родственников эта вещица? – невинно глядя ему прямо в глаза, спросил Шелестов.

– Э! Зачем каваришь так! А? – старик начал волноваться и в его речи с каждым словом становилось всё больше кавказского акцента.

– Антон Генрихович! – вот пакет и клей! – Прозяба положил на стол перед Антоном новый целлофановый пакет и тюбик с клеем «Момент».

– Так-с! Теперь аккуратно берём салфеткой ножичек с пола и аккуратно кладём его в пакет! – Шелестов специально всё проделал медленно на глазах у старика. – Теперь я запечатываю пакет с этим вещдоком клеем и приклеиваю вот эту бумажную полоску. А что на этой бумажке написано? А? А на ней написаны фамилии понятых, то есть вот этих красавиц, что стоят рядом со мною! Правильно, красавицы?

– Верно, так есть! – разом заговорили официантки.

– Точно, точно!-тонким голосом пискнул мэтр. Он понимал к чему всё идёт.

– Так, теперь распишитесь каждая напротив своей фамилии! – Антон положил свёрток на стол.

Официантки быстро расписались и опять встали рядом со столом Шелестова.

Старик молчал, внимательно наблюдая за его манипуляциями с финкой.

– Вот! Всё сделано! А теперь можно направлять изъятый нож на экспертизу!

– Вах! Какая – такая экспертиза?

– Ну, как – же. С ручки ножа должны же снять отпечатки пальцев! У такой вещицы должен быть хозяин!

По – видимому, до кавказца, наконец, дошёл смысл всего, что проделал Антон. Он, молча, взглянул на опечатанный пакет с финкой, на записанные объяснения официанток и внезапно вскочив, быстро подошёл к своим соплеменникам, сидевших неподалёку. Взяв за воротник пиджака одного из сидящих мужчин, у которого была рассечена бровь, старик резко рванул его вверх. Тот поднялся, держа рукой пропитанный кровью платок на лице.

Здесь можно сделать паузу и напомнить читателю фильм «Бриллиантовая рука». Я имею в виду, то самое место, этой эксцентричной, музыкальной комедии режиссёра Леонида Гайдая, когда начинают ругаться контрабандисты, роль одного из которых сыграл Л. Каневский. Помните? Голос за кадром: «Дальше следует непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений». Сюда можно добавить ещё колоритный кавказский темперамент.

Уже, никого не стесняясь, родственники размахивали руками, тараща друг на друга выпученные от злобы глаза, и безостановочно верещали на своём гортанном языке.

Внезапно, один из братьев – старателей, тот, который спал, уронив голову на скрещённые на столе могучие руки, разбуженный гвалтом, внезапно дернулся и рывком поднял рыжую голову. Окинул ресторан мутным взглядом.

– Что? Опять? – он недоуменно посмотрел на двух орущих друг на друга мужчин и хлопал белёсыми ресницами. – Тихон! Дай попить!

– Дык, вот водица, рядом стоит!

– А, вижу! Вот щас попью и пойду, врежу обоим, чтоб не орали! Басурманы!

– Тихо, тихо! Здесь милиция!

Проснувшийся, заметил стоявшие рядом среди тарелок с остатками еды, две непочатые бутылки «Боржоми», взял одну в правую руку, а левой, даже не глядя на неё, накрыл мощной ладонью крышку, захватил ногтями и легко, с хлопком, вскрыл минералку. Задрав голову, он опустошил бутылку с невероятной скоростью. Шумно отрыгнул и проделал тот же фокус со второй минералкой.

– Да! Ничего не поделать, Россия – матушка! – подумал Шелестов. – Эту страну победить никому нельзя! Сколько колорита, сколько настоящего неподдельного русского характера!

Гвалт, который подняли кавказцы, внезапно также стих, как и начался.

Старик подошёл к своему столу, рядом с Антоном, и присел, задумчиво глядя куда – в сторону.

– Марк Захарович! – начал Шелестов.

– Да, я здесь!

– Вы свободны, и девочки тоже, займитесь пока своими делами. И уборкой тоже!

– А как же ущерб?

– А это мы сейчас вот решим!

– Как скажите, Антон Генрихович, как скажите.

Мэтр и официантки ушли.

– Что будем делать, товарищи!

Все молчали.

– Хорошо! – Шелестов решил заканчивать этот спектакль. – Есть претензии друг к другу?

Он взял в руки целлофановый пакет с финкой и начал им слегка постукивать по столу.

Старик вытер свою враз вспотевшую лысину белоснежным платком, который достал из внутреннего кармана роскошного кожаного пальто, и посмотрел на часы. Немного подумал.

– Ладно! У нас времени в обрез. Мы ничего не хотим. Отдай нож, и мы уходим!

– Ничего я тебе не отдам! – Антон сделал ударение на слове «тебе». – А вдруг внезапно ты захочешь со старателями поквитаться? Я же должен знать, кого тогда искать? Ты даже имени своего не назвал! Я же представился, как положено. Не уважаешь уголовный розыск?

– Ладно, сколько ты хочешь?

– Минуточку! Уж не взятку ли ты мне предлагаешь?

Лицо кавказца стало покрываться красными пятнами.

– Что ты хочешь, наконец? Да. Мы уже ничего не хотим? Да. Давай мы нож у тебя купим и всё!

– Значит так! Иди к мэтру, оплачивай поле боя, поскольку вы начали и проиграли. С одним не справились. Затем, тот, кто начал драку, пишем мне заявление, что претензий ни к кому не имеет. Я так понял, что в травмпунке вы не были, и побои с порезами не у племянника не снимали? Верно? Это вы так, для устрашения, так сказать, мне эту страшилку рассказали. Это я сразу понял. И, затем, свободны. А нож и документы останутся у меня, навсегда.

– А если…

– Давай без если. Меня всегда найдешь. Так?

– Ладно, верю! – он поднялся. – Магомед, подойди сюда и напиши, что тебе скажут! – А сам пошёл в кабинет к мэтру.

Невысокий крепыш с большим фингалом под глазом, нетвердо шагая, подошёл к столу и сел на место старика. Затем пододвинул к себе лист бумаги, взял ручку и вопросительно взглянул на Антона.

– Пиши! Начальнику 96 отделения милиции города Москвы, майору милиции Гераськину Ю. А. от, здесь укажи полностью своё имя, фамилию, отчество и адрес прописки. Затем напишешь слово, посреди листа – «Заявление».

Высунув от напряжения кончик языка, Магомед начал писать.

Шелестов взглянул в сторону братьев Заиграевых, которые молча, тихо – тихо сидели рядышком и изумлённо таращили глаза на всё происходящее. Остальные кавказцы тихо переговаривались между собой, пока их старший улаживал свои финансовые взаимоотношения с мэтром ресторана за «причинённый ущерб по неосторожности».

Минут черед пятнадцать, появился старик, а за ним и Марк Захарович, со счастливой улыбкой на лице. Они так и подошли к столу Антона