– Напротив, тогда я буду терзаться еще сильнее.

– Чепуха. Если бы я не была девственницей, ты так бы себя не изводил. – Лана помахала перед ним пальцем. – Твоя логика мне понятна.

– А я не вижу никакой логики в нашей беседе. Ни малейшей.

– Чем больше я думаю над этим, тем больше мне нравится моя мысль.

Лахлан что-то нечленораздельно прорычал.

– Ты не должна никому отдаваться, – отрезал он.

– Не должна, хм? Если представится удобный случай, почему бы и нет?

– Не надо, – бросил Лахлан.

– Лахлан, будь благоразумнее.

– Что я слышу? Мне быть благоразумнее? Ха!

Лана притворно вздохнула:

– Конечно, я предпочла бы потерять девственность с тобой, но видя, как ты мучаешься, я готова пойти на жертву и отдаться другому, чтобы облегчить твои страдания.

Он смотрел на нее с открытым ртом, не находя нужных слов, чтобы возразить. Наконец он пришел в себя:

– Лана, ты достойна лучшей участи. Тебе нужен кто-то другой, кто-то лучше меня.

Его искреннее отчаяние ее тронуло. Не сами слова, а то, как он их произнес. Печально, покорно, безнадежно. Больше дразнить его не было смысла, более того, это было бы жестоко. Поэтому Лана нежно погладила его по щеке, что вызвало у него удивление.

– Ты самый хороший человек. Лучше тебя нет никого на свете.

– Нет, нет, я не такой.

– Поверь мне. Лучше тебя я никого не встречала.

– Даже не знаю, с чего ты это взяла.

– Не знаешь? – Она взяла его за руку. – Так вот скажу тебе прямо, Лахлан. Я заглянула тебе в душу.

«Я заглянула тебе в душу».

Лахлан растерялся: уж не ослышался ли он? Ему вдруг стало светло и радостно. Видимо, его душа, услышав ее слова, тоже обрадовалась.

Какая же она все-таки удивительная девушка! Как приятно было слышать столь ободряющие слова! Конечно, она хотела сказать ему что-то доброе, успокаивающее.

Жаль только, что она ошибалась.

Ну и пусть, все равно раньше он никогда не испытывал такого удивительного ощущения тепла и близости. Жаль, что такое бывает столь редко. Жаль, что он не тот мужчина, за которого она его принимает. Жаль, что он не может быть вместе с ней.

Жаль, что Лахлан никак не мог с ней согласиться.

У него на миг закружилась голова, но он быстро пришел в себя, вспомнив, кто он такой на самом деле и что его ожидает в недалеком будущем. Как бы ни были приятны им обоим их любовные свидания, ни к чему хорошему они не приведут.

– Лана, ты не понимаешь, что говоришь.

Она надула губки, демонстрируя свое недовольство и несогласие. Зрелище ее пухлых чувственных губ сбило Лахлана с мысли. Ему опять нестерпимо захотелось их поцеловать. Как же он легко отвлекался, забывая обо всем – и о своей клятве, и о многом другом!

– Я все прекрасно понимаю, – возразила Лана. – Я же все вижу.

Неужели она говорила правду?

Неужели она знала о том, с каким невыразимым наслаждением он предается любовной игре? Неужели она заметила, с каким трудом он заставил себя от нее отступиться, доставив ей такое блаженство? От нее, уже готовой к дальнейшему продолжению! Неужели она догадывалась о том, что именно ему так хотелось от нее получить? Неужели она подозревала, какие чувства пробудила в нем их игра? Какие необузданные, с трудом сдерживаемые чувства! Какой проснулся в нем дикий зверь?!

Если бы Лана знала обо всем, если бы она на самом деле заглянула ему в душу, то увидела бы, какой дикарь прячется под внешней оболочкой вежливости и воспитанности, и, ужаснувшись, побежала бы прочь. Так поступила бы любая благоразумная женщина.

– Лана, я не подхожу тебе.

Это признание едва его не убило. Это было так же нестерпимо больно, как услышать от нее высказанное то ли в шутку, то ли всерьез желание отдаться другому.

Черт!

От таких мыслей, от поднявшегося в его воображении вихря досадных чувственных образов у него голова шла кругом.

Лахлан никогда не отличался ни вспыльчивостью, ни особой горячностью, но сейчас не мог за себя поручиться – такая им овладела жгучая ревность.

Казалось, что его душа разрывается на две половины: разумная логическая сторона неустанно напоминала ему о том, кто он такой и что его ожидает скорый конец, тогда как другая являлась полной ее противоположностью – то был не человек, а голодный свирепый зверь, который был готов на все, лишь бы овладеть этой девушкой.

– Не подходишь?

– Нет, не подхожу.

В его словах сквозило отчаяние.

– Твое «нет» означает отказ?

– Ничего не поделаешь, – с ужасом ответил Лахлан.

– Ясно.

По глазам Ланы было видно, как она огорчена и расстроена, из них на него глядела ее обиженная, ранимая душа. Это его обезоружило.

– Что тебе ясно?

– Ты же герцог.

– Ну и что?

– Значит, я тебе не пара.

Черт, он совсем не это имел в виду!

Она повернулась, собираясь уйти, но он не позволил ей это сделать, схватив ее за руку.

– Нет, Лана, постой. Ты ничего не поняла.

– Мне все понятно. Все хорошо, Лахлан. Не переживай, огромное тебе спасибо за поцелуи.

Ее голос звучал ровно, вежливо, но, как Лана ни старалась, она не могла скрыть болезненного отчаяния.

– Лана.

Между ними выросла стена, и он с разбега бросился на эту стену. Нельзя было позволить ей замкнуться, уйти в себя. Но нужные слова никак не приходили в голову.

И тогда он нежно обнял ее и поцеловал. Он вложил в поцелуй всю свою страстность, нежность, надежду и омраченные отчаянием мечты. Сперва ему казалось, что это их последний прощальный поцелуй. К счастью, это было заблуждение. Когда они оторвались друг от друга, стало ясно: это не конец, это только начало.

На следующее утро Лахлан почувствовал себя на удивление свежим и выспавшимся. Спускаясь вниз в столовую, он вдруг понял, что ночью у него не было никаких видений, а сны, которые он видел, были во всех отношениях очень приятными.

Может, ему и впредь не стоит пить приготовленный Дугалом пунш?

Улыбаясь, он вошел в столовую. Но как только он увидел Лану, его улыбка стала еще шире и радостнее.

Она сидела, освещенная утренним солнцем, на коленях у нее расположился кот, и она осторожно кормила его кусочками мяса. Осторожно, потому что кот своим свирепым видом и размерами больше походил на маленькую рысь и легко мог откусить палец.