— Нравится мое убранство? — раздался насмешливый голос, холодный и звонкий, как все здесь.

— Очень… красиво, — осторожно отозвалась Йанта, пытаясь понять, откуда исходит звук, эхом отражающийся от стен.

— Что красиво, это я знаю и так. Вопрос был другой. Нравится ли оно тебе, ворожея из дальних краев?

— Нет… Слишком холодно и пусто.

Смех рассыпался в воздухе ледяным звоном, и у Йанты мурашки побежали по коже. Ближайшую колонну окутало туманное марево, из которого вышел хозяин дворца. Высокий, широкоплечий, дивно красивый… Только вот глаза на безупречно правильном лице — голубоватые кристаллы: ни зрачков, ни белков, одно лишь мертвенное сияние то ли льда, то ли горного хрусталя. Глядя в них, Йанта содрогнулась, такой чудовищной древней силой веяло от назвавшего себя Янсрундом. Кто он? Человек или нечто иное?

— То ли ты слишком смела, ворожея, то ли просто глупа. Что скажешь на это? Какова ты?

— Думаю, что бы я ни выбрала, окажусь глупой, — усмехнулась Йанта. — Разве назвать саму себя смелой — умно?

— Пожалуй, не слишком.

Он стоял в центре зала, внешне почти похожий на человека, если бы только не глаза. Кожа, правда, словно выбеленная морозом, как и волосы, но Йанте случалось видеть людей, с рождения лишенных малейших следов краски в коже и волосах. Они все равно были людьми, а вот Янсрунд — не был. И роскошные одежды — обычную рубашку, штаны и сапоги — он тоже будто в насмешку носил белые и в едва заметных, словно морозных, узорах. Пояс — и тот из серебряных звеньев, усыпанных блестящей каменной крошкой. «Воплощение зимы — вот кто он, — поняла Йанта. — Плохо… Очень плохо. Разве можно спорить со стихией?»

— Что ж, довольна ли ты моим гостеприимством и лечением, ворожея Огнецвет? Не желаешь ли чего?

А вот голос у Янсрунда был живым и даже веселым — только вот тем весельем, от которого хорошо лишь самому хозяину.

— За лечение — благодарю, — слегка поклонилась Йанта. — Что до гостеприимства, я бы его оценила куда выше, если бы попала в гости по своей воле. А то ведь не знаю ничего: ни где я, ни как домой добраться. Переночевала — пора бы и честь знать…

Вышло вежливо, но с насмешкой — точно в тон хозяину дворца. Тот нахмурился, сдвинув тонко выписанные и словно припорошенные инеем брови.

— Воля здесь одна, ворожея. Моя. И раз уж ты попала сюда по ней, то и уйдешь, когда я отпущу, не раньше.

— Понимаю. А отпустишь ли, господин Янсрунд?

Йанта улыбнулась, старательно гоня пробирающийся холодком в сердце страх. Здесь, в средоточье северных земель, даже от свободной магии пламени мало толку — лед не заставишь пылать. А дворец Янсрунда промерз насквозь, и за его стенами — вечный холод. И сам хозяин — силен и крут нравом, несмотря на усмешки и показную учтивость.

— Видно будет… Иди за мной.

Повернувшись, Янсрунд пошел к дальнему концу зала, даже не оглянувшись, чтобы проверить, следует ли за ним гостья. Похоже, и в мыслях не допускал, что его могут ослушаться. В этом, единственном, он походил на ярла. Йанта пожала плечами и осторожно ступила на плитки, оказавшиеся именно такими скользкими, как представлялось. Да еще эти сосульки наверху! Того и гляди — на голову рухнут.

Только сейчас она поняла, какое пугающее безмолвие царит во дворце. В коридорах ей не встретилось ни одной живой души или следов чьего-то присутствия, а здесь, в роскошном зале, тишина обнимала со всех сторон. Хоть бы свист метели за окнами услыхать! Или собственные шаги… Даже их на ледяном полу не было слышно, словно она ступала не по каменным плитам, а по мягкому ковру, крадущему звуки. Воистину мертвая тишина.

Холод вдруг показался сильнее… Йанта сглотнула горьковатую слюну. Глупости… Она голодна, её тело ослаблено ранами и усталостью, а отдых в промороженной постели даже близко не восстановил силы — вот и все. Рано опускать руки — она еще побарахтается.

— О чем ты думаешь? — спросил вдруг идущий впереди Янсрунд.

— О гостеприимстве. Насколько далеко оно здесь… распространяется…

— Сама взгляни.

Насмешка в голосе — как осколок льда, холодная и острая. Йанта едва не споткнулась: по глазам ударило слепящее разноцветное сияние, а в лицо — порыв ветра. Тугой, обжигающий, полный колючих крупинок сухого снега. Лицо и руки сразу закололо, а теплая одежда показалась совсем тонкой. Жалкий слой шерстяной ткани и выделанной кожи — дыханию Севера это не помеха…

Йанта зажмурилась, но тут же снова упрямо открыла слезящиеся глаза. Красивый и опасный зал, по которому они шли, кончился. Всего на пару шагов впереди высилась фигура Янсрунда, окруженная радужным ореолом, — солнечные лучи отражались от его одежды и волос так же, как от хрустальных глыб льда и искристого инея… Но солнце не грело, а лишь беспощадно сияло на мертвой белизне снега, окрашивая ее всеми цветами радуги. Сморгнув слезы, Йанта рассмотрела, что они с Янсрундом стоят на небольшом уступе, а внизу простирается то ли долина, усеянная обломками скал, то ли подножье гор. Воистину, теперь она понимала, что такое леденящая душу красота. Зачаровывающая и… жуткая.

— Смотри, ворожея, — шепнул очередной порыв ветра в ухо голосом Янсрунда. — Смотри внимательно… Мое гостеприимство равно моей власти. И то, и другое простирается до самых границ моих владений, а они бескрайни…

— Даже они… имеют пределы, — тихо, но упрямо сказала Йанта.

— Все имеет пределы, — насмешливо согласился её собеседник. — Но человеческие силы заканчиваются раньше, чем отступает холод. Не хочешь ли помериться силами с самим Севером, ворожея? С метелью, снегом и льдом? С вечным холодом, единственным господином этих мест? Так ли горяча твоя кровь, чтобы растопить хоть единственную глыбу из тех, что преграждают путь?

— Не хотела бы проверять, — шевельнула замерзшими губами Йанта, сдерживаясь, чтобы не облизать их — потрескаются сразу. — Но если не будет иного выхода…

— Выхода или выбора?

Белая неподвижная фигура была так близко и в то же время — недоступно далеко. Воздух вокруг наполнился алмазными блестками снега — поднялась метель. Странная, почти без ветра, словно снежная круговерть рождалась вокруг них сама по себе.

— А какой у меня выбор? — спросила Йанта, все сильнее злясь, но пока сдерживаясь — не тратить же остатки сил на такую глупость, как драка в самом сердце чужой силы и могущества.

— Тот, который я тебе позволю, — все с той же леденящей ласковой усмешкой прошептала метель, обжигая её щеку и ухо ледяным дыханием, забираясь под воротник и подол платья струйками холода, будто пальцами. — Например, между смертью и жизнью. Что скажешь?

— Что не припомню за собой вины, которая заслуживала бы смерти, — ответила она, борясь с желанием обнять себя за плечи и вместо этого пряча озябшие ладони в складки платья. — Разве что здесь в обычае не видеть разницы между гостями и пленниками. Но тогда…

— Что тогда?