Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около ворот он ударил пудовой лапищей коренного по круглому заду и, к немалому удивлению Гурьяна, улыбнулся.
— Птахи ничего… Сколько?
— Пять Катек со всей упряжью, — ответил извозчик.
— Карман лопнет… Бери четыре.
Они сошлись на трех с половиной сотнях. Хозяин показал Гурьяну подземную конюшню. Прибрав лошадей, они вернулись в помещение. Домна суетливо готовила ужин и магарыч. Левый глаз у нее густо отек синим полукругом, отчего лицо женщины выглядело отвратительно жалким.
— Ездить ты можешь, — похвалил Арлаха Гурьяна. — Только не гнить у меня, до печенок не обожаю мокроносых. Арканщик не должен разводить разные нежности. Пусть бороной по брюху проедут, а ты гляди чертом. Вот как во всяком разе должен держать себя порядочный налетчик, а тем более кошевочник… Наша, брат, профессия самая почетная, всем ворам глаза умоем.
Гурьян не дослушал. Он робко шагнул и сложил крестом на груди красные, еще не отогревшиеся руки.
— Дядя Арлам… Не неволь меня… Я лучше уйду в деревню или буду на зимовье жить караульщиком, а здесь — нет… — Парень присел на скамейку. Раскосые, с красными прожилками глаза хозяина обезоружили его.
— Не досажай, — с нажимом отшиб тот. — Сказано: не годишься — сам прогоню… А сегодня я за себя не ручаюсь. Завтра выезд — и никаких гаек… Да и чем тебе не по рылу наша работа?
— Не свышной я и… боюсь острога…
— Ха! Вот барышня! — Хозяин повеселел от наивных суждений парня. Он развел в сторону сивые усы. — Если желаешь знать, то я пятнадцать лет арканю, а сидел только три раза и то увяз по глупой лавочке. Другой бы гордился своей ваканцией, а ты слюну, как косач, пускаешь. Да ежели клюнем приличную енотку, то и сам ты хозяином можешь стать. А когда заделаешься подходявым кошевочником, то никакие крюки не прилипнут. Я бы давно в «честные» вылез, да характер приискательский имею и держусь анбиции: пусть берегут от меня, чем я стану беречь какое-то барахлишко…
Гурьян пугливо ждал вечера. Парень тысячу раз упрекал себя за то, что связался с Митрофаном. От гнетущей тоски уходил к коням, падал лицом в душистое шипучее сено и так лежал целыми часами. Что-то незнакомое росло в сердце, страшное самому.
После ужина Арлаха опоясался красным кушаком и засунул в ножны выгравированный кавказский кинжал. Гурьян, при виде такого оружия, почувствовал знобящую боль в лопатках. Домна достала из подполья веревочный аркан, к петле которого была привязана двухфунтовая гиря.
Хозяин налил Гурьяну водки и повелительно сказал:
— Хвати для храбрости.
Парень повиновался. Опрокинув стакан, он не закусил, а закурил и сразу почувствовал головокружение. Арлаха дал ему лохматую тужурку и проговорил:
— Правь толково. Где бы мы ни заарканили, поворачивай в темные улицы. Как только кину, так и пускай во всю мочь. — Хозяин вдохновенно тряхнул помощника за плечи. — Чудак, наша работенка чистая! Вот если бы ты попал к бело-простынникам или заугольникам, там погановато.
— А кто это такие? — Гурьян посмелел от выпитого стакана.
— Тоже блатные и арканщики, но низшего сорту, — пояснил хозяин. — Белопростынники ложатся в канавы в белых саванах, а заборники мерзнут собачей стужей за углом… Те и другие — сукины дети, охвостье.
Выехали поздно. Над городом лениво ползли мутные тучи, и небо было похоже на грязное половодное озеро. На дорогу густо сыпались сухие снежинки. Одинокие фонари не освещали пустых улиц. От реки густыми влажными волнами накатывался туман.
Гурьян натягивал вожжи, горячил коней. Лицо щипало морозом, в голове дурманно бродил хмель. Арлаха тоже дернул лишний стакан, может быть, поэтому и приказал повернуть на большую, небезопасную улицу.
Выезд был отчаянный. Но улицы пустовали, и это бесило раззадоренного налетчика. Кошевка шумно проскочила мимо театра. Глаза обоих остановились на отделившейся от толпы высокой женской фигуре, показавшейся чем-то знакомой Гурьяну. Женщина пересекла улицу и, оглянувшись на кошевку, торопливо зашагала в темный переулок.
— Вали хоть за этой, — досадливо шепнул хозяин.
— Чево ты? — не понял Гурьян.
— Вертай, дура!
Женщина шла срединой улицы. По прикатанной дороге полозья не шеборшали. Через медный гул колокола Гурьян услыхал за спиной частое дыхание Арлахи. Он оглянулся. Хозяин стоял с откинутым в руке арканом.
— Держи ровнее.
Перед затуманенными глазами парня тенью маячила женская фигура. Она торопливо удалялась, а у него чаще билось сердце. И сердце мешало осмыслить происходящее. Оно говорило, что страшное сейчас совершится не по вине парня, оно принесет ему незаслуженное, непоправимое несчастье. Гурьяну на одно мгновение вспомнилась деревня, умершая мать, тайга. Мучительно потянуло к простой жизни, без этих кровавых испытаний. Он уже хотел остановить коней и убежать, укрыться в темной бездне трескучей январской ночи. Женщина посторонилась к тротуару, но вязла в снежном замете. Лошади несли на вожжах. Гурьян дернул коренника, чтобы отворотить, но в это мгновение через его голову свистнул аркан. И Арлаха оглушил кучера не терпящим возражения окриком:
— Гони на берег! — Хозяин сопел носом, как в трубу, и задыхался. Лошади рванули.
За городом Арлаха бросил на дно кошевки безгласную женщину и глухо прохрипел:
— Подогрей пристяжную. Здесь будет дорога на лед.
Из-за далеких гор, расположенных на другом берегу, разломленным калачом выкатывалась луна. По забереге подковы звонко зацокали о гладкий лед, чуть припудренный нежной порошей. Посредине реки черной полосой зияло незастывшее русло беспокойной реки. Плывущие льдины дыбились. Река вставала.
— Стоп! — скомандовал арканщик.
Привычные лошади круто осадили.
— Работай!
Хозяин выдернул женщину из коробка и бросил, как узел вещей, на блеснувший лед. Гурьян судорожно сжал кулаки, когда Арлаха перевернул женщину вверх лицом и раздернул в стороны полы ее шубки. Оторванные пуговицы звонко заплясали по льду.
— Дешевка, — сказал арканщик, срывая белое платье.
Гурьян замычал от внутренней боли, безотчетно впал в бешенство, когда женщина слабо вздохнула. Светлая прядь волос кольцом свисла на ее белый лоб. Парень наклонился и почувствовал, как останавливается сердце. Это была девушка, очень напоминавшая Таню.
Арлаха быстро обшарил карманы шубки и не видел искаженного лица своего помощника. Гурьян не выдержал, понял, что время пришло предотвратить надвигающуюся беду, побороться за себя и за девушку. Подпрыгнув для большего упора, он хлестко ударил в приплюснутый затылок хозяина. Тот сунулся носом в лед, но звериная лапа арканщика клещами стиснула ногу неожиданного противника. Хрипя и задыхаясь, хозяин медленно поднимался. Свалившиеся широкие шаровары путались в ногах Гурьяна, они губили его. Руки кошевочника уже тянулись к груди. Парень, отчаянно напрягая все силы, колотил хозяина по неподатливой голове, толкал коленами в спину. И, когда Арлаха мертвой хваткой защемил его плечи, Гурьян вспомнил деревенскую ухватку. Он задел арканщика под ногу и крепко ударил затылком о лед.