Кадровик чуть не кувыркнулся, пытаясь вытянуться в струнку перед вошедшей делегацией. Весь класс внимательно смотрел на первого заместителя начальника Генерального штаба, оглядывающего задумчивым взглядом лётный состав эскадрильи. Просто так люди ранга Ахромеева в класс к боевым лётчикам не приходят.

— Здравствуйте, товарищи! — поприветствовал нас Сергей Фёдорович.

После нашего приветствия, Ахромеев жестом показал всем сесть и передал свою фуражку адъютанту. Тот самый майор, сотрудник Генерального штаба, наехавший на нас с Валерой и чуть не получивший от последнего по физиономии. Теперь уже подполковник. Вот люди быстро как растут в звании.

— Вручаешь, Андрей Константинович? — спросил Ахромеев, подходя к Асе и по-отечески приобняв её за плечи.

Вид у Сергея Фёдоровича был весьма усталый. Круги под глазами, сильные отёки на щеках, а также он сильно тёр рукой правый глаз.

— Так точно, товарищ генерал армии…

— Со вчерашнего дня маршал, — тихо сказал Ахромеев. — Неожиданно для меня, но неудивительно, если исходить из наших с вами успехов в этой войне.

— Товарищ… маршал… — начал говорить Хреков.

— Сергей Фёдорович. Мне так удобнее, — устало произнёс Ахромеев. — Давай, я этому молодому человеку вручу, раз уж пришёл.

— Есть! — выпрямился наш генерал. — Кхм, итак! За мужество и отвагу при исполнении интернационального долга, лейтенант Родин награждается орденом Красной Звезды!

Недолгие аплодисменты, пока новоявленный маршал поздравлял меня и искал какие-то напутственные слова.

— Ну что ж, лейтенант Родин. Вот она твоя первая боевая награда, — протянул он мне красную коробочку и пожал руку. — Носи с достоинством и спасибо тебе за службу.

— Служу Советскому Союзу! — выпрямился я.

— Сергей Фёдорович, а у него это второй орден Красной Звезды, — заметил со спины Хреков.

— Вот как! — удивился Ахромеев. — На таких офицеров и страну не стыдно будет оставить. На всех вас, — обвёл пальцем класс маршал. — Присаживайся лейтенант. Мне пару слов сказать надо для всех.

Сергей Фёдорович начал вкратце говорить о значении нашей работы, какие мы все молодцы и что это ещё не конец войны. Марик, сидевший по соседству сказал, что на построении объявили о смерти Масуда и Хаккани. Ещё раз уверили, что задача по взятию под контроль границы с Пакистаном выполнена.

— Всё это мы с вами сделали. Плата за успех оказалась высокой — почти 100 погибших и более 500 человек ранено за время этой операции, — сказал Ахромеев и подошёл к окну. — Это много. Как вы поняли, если в самом начале ввода войск были мысли, что мы тут только демонстративно, то теперь — это наша с вами война. Пока мы всё не выполним здесь, дороги назад у нас нет.

Маршал повернулся к своим подручным и указал на дверь. Подполковник-генштабист подошёл к нашему кадровику и Асе, попросил их проследовать за ним. Через несколько секунд в классе с нами остался только Ахромеев и Хреков.

Возникла небольшая пауза, в процессе которой я напряг память и вспомнил, что мне было известно об этом человеке.

Сергей Фёдорович Ахромеев, маршал Советского Союза, ветеран Великой Отечественной войны. Грамотный организатор. Занимал много важных должностей в руководстве Министерства обороны, в том числе был заместителем начальника Генерального штаба.

Свою маршальскую звезду он должен был получить только в 1982 году, как и звание Героя Советского Союза. Возможно, успешная операция ускорила этот процесс.

В 1984 году он возглавит Генеральный штаб Вооружённых Сил СССР, однако военная реформа будет встречена им в штыки. Все преобразования Горбачёва будут ему непонятны, и в 1988 году он уйдёт в отставку. Будет советником Михаила Сергеевича по военным вопросам, но ни один его совет услышан не будет. А ещё через три года Ахромеев поддержит августовский Путч Государственного комитета по чрезвычайному положению.

История уготовит маршалу грустный конец. Он покончит жизнь самоубийством после провала Путча в 1991 году. Но в этом деле очень много тайн, насколько я помню. На его могиле будут высечены очень лаконичные и правильные слова, которые его характеризовали — коммунист, патриот, солдат.

— Я бы хотел, чтобы все слышали это из уст начальства, а не строили догадки, почему через несколько дней ваша эскадрилья покинет Баграм, — тихо сказал Ахромеев, поворачиваясь к Хрекову. — Вам здесь делать нечего.

Шептания пошли по всему классу. Такая новость не каждый день прилетает. Похоже, что наши злоключения надоели командованию.

Глава 21

Представляю, что сейчас в голове каждого из сидящих в классе. Какая бы причина ни была, если слова Ахромеева означают наше убытие в Осмон, то в этом есть большие плюсы.

Каждый из лётчиков исполнял свой долг здесь достойно. Многих дома ждут семьи, и никто из нас е откажется от убытия в Союз. Я мимолётом взглянул на Томина, сидящего чуть в стороне от меня.

На его лице читалось умиротворение. Он сделал всё, для того чтобы полк вернулся домой. Ещё предстоит перелёт, но основная работа сделана.

Что касается меня, то я почувствовал облегчение. С этой войны я вернусь живой, если в крайние дни не найду приключений на пятую точку. И с Ольгой можно будет решить все наши вопросы. Я начинаю подозревать, что этот военно-полевой роман подошёл к концу. Но причину его окончания я узнать у Вещевой должен. Она-то должна её знать.

— Вы, Андрей Константинович, возглавите авиацию 40-й армии. В курсе своего назначения? — спросил Ахромеев, пройдя вдоль доски и считав с неё информацию от штурмана на сегодняшние вылеты дежурного звена.

— Так точно, Сергей Фёдорович. Но у меня вопрос.

— Спрашивай, генерал, — спокойно сказал маршал и сел за центральный стол. Окинув внимательным взглядом присутствующих, он налил себе стакан воды.

Андрей Константинович, судя по всему, удивлён не меньше нас. Маршал только что обрисовал ему безрадостную перспективу остаться в Афганистане на неопределённое время. Конечно, генерал не рад такому развитию событий. Особенно в свете того, что он грозился и нам командировку продлить.

— Я правильно понимаю, что весь личный состав 23бго полка, размещённый в Баграме, убывает в место постоянной дислокации в Осмон? — задал вопрос Хреков.

Маршал, пивший в это время, подавился глотком воды и шумно закашлял.

— В какое место? Какой дислокации, Константиныч? — удивился Ахромеев, прочистив горло и прищурив слегка глаза.

Настроение у личного состава в классе резко упало без надежд на подъём, словно рубль в Чёрный вторник. Я быстро попробовал вспомнить первоначальные слова маршала. В них и слова не было об отправке домой.

— Разрешите вопрос, Сергей Фёдорович! — громко сказал командир полка, и Ахромеев кивнул ему, дав разрешение говорить. — Из вашей фразы про то, что 23бму полку здесь делать нечего, был сделан подобный вывод. Вы не это имели в виду? — спросил Томин, поднимаясь со своего места.

— Нет, конечно! Во-первых, вы здесь всего полгода и установленный срок не отслужили. Во-вторых, ваш полк, товарищ полковник,