– Слушай, девица красная, хватит ломаться! – рассердился Шелест. – По-твоему, нам делать нечего, вот и носимся с тобой, как с писаной торбой? Не понимаешь, что тебя все равно обманули бы?

Ох уж эта неистребимая женская натура, лишенная элементарной логики, хоть какого-то подобия здравого смысла. Она ревела, как девчонка, у которой отобрали куклу. Гальперин из коридора недоуменно хлопал глазами.

Разразился сумбурный поток подсознания. Олеся не думала, что ее так быстро раскусят. Нет, конечно, никакая она не предательница, как и все нормальные люди, ненавидит фашистов и их приспешников, возомнивших себя борцами за независимую Украину. Нет другого государства, кроме Союза Советских Социалистических Республик! О чем ведут речь эти сволочи, садисты и убийцы?

Все, что она рассказывала про тот день, когда их группа подверглась нападению, – чистая правда. О судьбе полковника Елисеева ей ничего не известно. К Горбацевичу она не ходила, вообще не знакома с этим убийцей.

Подозрение и арест стали для нее потрясением. Жизнь сломалась. Даже если ее отпустят, пятно не отмоется. Но шансов на освобождение практически нет.

Жуткий страх за ребенка, в котором она души не чает, за маму, у которой начинаются тихие проблемы с психикой.

После вчерашнего допроса ей в камеру через уличное окошко кто-то подбросил записку Оконце крохотное, стекло отсутствует. Его заменяет сеть из стальной решетки. Сквозь нее вполне можно просунуть бумажку, свернутую в трубочку.

«Тебе придется признаться, что это ты сдала националистам базу Глинского, – примерно так гласило послание. – С тобой все равно кончено, чекисты живой не выпустят. Не признаешься, мы уже сегодня зарежем твою мать и дочь. Попросишь защиты, все равно прикончим. Помни об этом каждую минуту. Их жизнь зависит только от тебя.

Скажешь, что сможешь провести солдат на нашу базу в урочище. Схема маршрута прилагается. Что будет происходить дальше, не твое дело. Тогда твои родные не пострадают. А тебе все равно конец.

Помни, мы постоянно следим за тобой. Записку съешь».

Олеся решила показать записку Шелесту, кинулась к двери и встала. Она рыдала как ненормальная. Да кому в этом мире есть дело до ее дочурки? Только ей! Чекисты и контрразведчики – безжалостные роботы, им плевать на живых людей! Проняло так, что сама себя не узнала.

Она выплакала годовой запас слез и решила, что признается в том, чего не делала. Но как? С какого вдруг перепуга?

Пока колебалась, пришел майор, выложил историю про некоего Левко Кирыка. Бандеровцы грамотно сунули в замес эту никчемную личность. Вот Леся и призналась.

– Теперь вы все знаете. Что будет с моей дочерью?

– Что с запиской?

– Проглотила, – пролепетала женщина. – Они этого требовали.

Какая же дура! Хотя не исключено, что эта женщина рассуждала логично. Далеко не все сотрудники компетентных органов похожи на Шелеста.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что нас за Ведьминым Клыком поджидает засада? Погибнут все, и ты в том числе.

– Мне уже было все равно.

Да, конечно, ее предали, схватили невиновную. Так пусть теперь весь мир летит к чертям собачьим.

– Простите, товарищ майор, я, наверное, была не права. – Олеся уронила голову и залилась горючими слезами.

А злость майора была наиграна. У нее все равно ничего не вышло бы, раскололась бы под давлением собственной совести, не здесь, так в дороге, в лесу. Он был даже рад. Все менялось, делалось труднее, но появилась ясность хоть в чем-то! Главное, что эта женщина не предательница, а просто дура.

– Ты ведь нам поможешь в обмен на безопасность твоих родных?

– Да, конечно. – Олеся с надеждой подняла голову.

Остался сущий пустяк: пустить пыль в глаза бандитам, не попасть в засаду, заманить банду в капкан. На раздумья отпущены считаные часы.

Наблюдатели будут непременно. Кто-то должен доложить Горбацевичу, что войска выступили из города, движутся по указанному маршруту. Горбацевич собирается его уничтожить. Он бросит в бой всю свою банду.

Майор в крайнем возбуждении выскочил в коридор.

– Леха, все слышал? Тогда быстро ноги в руки и пулей лети к Кисляру! Людей на адрес Приходько. Увезти мать и дочь в безопасное место и тщательно охранять. В доме оставить засаду. Арестовать Левко Кирыка – это раз. Схватить и посадить обратно за решетку Романюка и Замулу – это два и три. Выполнять!

Гальперин сделал страшные глаза и умчался.

Шелест перевел дыхание, подмигнул ошалевшему часовому, вернулся в камеру и снова сел рядом с Олесей.

– Ну и начудила ты, девочка!

– Спасибо вам. Знаю, что вам трудно простить меня, но я искуплю. Я смалодушничала. У меня ведь нет никого, кроме мамы и дочки.

– Ладно, пока забыли. – Майор поморщился и спросил: – А ребенок-то твой и впрямь от бандеровца?

– Да куда там. – Олеся виновато потупилась. – Обычный парень, сбежал от нас на Тихоокеанский флот. Первым делом, говорит, Родину надо защищать.

– Подальше от фашистов, поближе к японским милитаристам. – Шелест усмехнулся. – Ладно, девочка, сиди пока здесь и думай о своем поведении.

– Но я должна идти с вами. – Олеся вскинула голову и зарделась. – Иначе не поверят.

– К сожалению, это так, – согласился Стас.

Он покинул подвал, бросил начальнику караула, чтобы тот усилил охрану и побежал наверх, перепрыгивая через ступени. Что такое с ним, почему так обрадовался?

Майор обрывал телефон. Где люди и обещанный транспорт? Потом кинулся к карте и начал жадно ее исследовать. Ясен пень, люди Горбацевича готовят засаду. Шпионы тоже ждут, когда начнут перемещаться войска.

Шелест не сомневался в том, что Горбацевич сам явится на место событий. Для него дело чести – поквитаться за неудачу прошлой ночи, за потерю Кишко, уничтожить крупную войсковую часть, заодно избавиться от офицеров контрразведки Смерш, мешающих ему жить и работать.

Шелест видел лишь одно идеальное место для засады. Там, где обрывался лес перед скалами. Полторы сотни метров открытого пространства, вокруг скалы, камни, деревья, рвы, именно то, что нужно для устройства безупречной западни. Пусть даже полк придет. Он весь окажется на этой поляне.

Появились Кисляр и Гальперин, оба какие-то грустные.

– Есть одна хорошая новость, товарищ майор, – объявил Гальперин. – Родные Олеси Приходько находятся в безопасности. Их увезли в караулку на вокзале. Там много солдат. О плохих же новостях вам доложит капитан Кисляр. Прошу, Федор Ильич. – Гальперин бочком сместился за стол, подальше от багровеющего командира.

– Виноват, товарищ майор. – Кисляр с нелюбовью покосился на хитрого контрразведчика. – Мы все сделали так, как вы приказали. Левко Кирык найден мертвым в своем доме. Над телом плачущая родня. Хорошо, что хоть ее бандеровцы пощадили. Дверь сломали, вошли, зарезали. Мой человек на улице караулил, а они с огорода. Это не все, товарищ майор. – Кисляр обреченно вздохнул. – Те двое тоже пропали. Романюк и Замула, стало быть. Их нет нигде.