— Ох, Митя! — Катя, конечно, обиделась, рассердилась. — А ведь тогда ты и мне сочувствовал. Забыл? Ну, ладно. Ты только не говори, как когда-то твой друг говорил, сожалея, что я оставила ребенка… не говори, что тоже сожалеешь…

Митя опустил голову, теребил салфетку, потом бросил с силой ее на стол. Смотрел куда-то в пространство, только не на нее. После того, как их обслужили, они молча сидели, не притрагиваясь к еде. И тогда Катя решилась на такое, о чем потом страшно пожалела.

— Знаешь, Митя, я готова тебя выслушать. Как ты видишь наше с тобой будущее? Я имею в виду наш брак. И я тебе скажу то очень важное, что приготовилась сказать, когда ты приедешь. Как я вижу наше будущее.

— Очень интересно. Может быть, ты начнешь в таком случае?

— Мне очень жаль, что наша любовь так скоро ушла, оставила нас… Мы сейчас чувствуем себя так, как будто прожили долгие годы и наша совместная жизнь надоела нам. Я говорю: НАША любовь, МЫ перестали любить друг друга. А могла бы сказать: ты уже не любишь меня, твоя любовь испарилась… Не хочу так говорить. Хочу сказать так: ты любишь другую женщину, и я тоже не люблю тебя. Ты всю жизнь любил и будешь любить одну-единственную женщину, не меня. И я тоже люблю и буду любить одного-единственного мужчину. Кого, ты знаешь.

Взглянула на Митю — и пришла в изумление. Его лицо исказилось в горькой усмешке — таким она его никогда не видела.

— Ну, вот, показала свое истинное лицо… А я-то, дурак, собирался объясниться в любви тебе, нашему будущему ребенку. Хотел благодарить тебя за него… Ты до сих пор любишь Костю?!

Катя не ожидала такой реакции. Не знала, что и думать. Ведь хотела отпустить Митю. Хотела, чтобы он не чувствовал мук совести, как когда-то бедный Костя мучился из-за нее. Боже, что ее ждет после поспешного решения?! Попыталась смягчить сказанное, впопыхах придуманное.

— Ты знаешь, что я до сих пор люблю того Костю… которого уже нет, который забыл меня.

— Ты видишься с ним? Может быть, уже созналась в своей любви?

— Митя, он не слышал этих слов… И ты ему не говори. Я его ни разу не видела за время твоего отсутствия.

Но уже было поздно. Митя страшно разозлился, с ним уже невозможно было спокойно говорить. Он в разных вариациях повторял то, что уже сказал после ее длинного признания. А ведь оно было насквозь ложное… Встала из-за стола, засобиралась уходить,

Мите пришлось остановиться в своих упреках. Снова сердито бросил салфетку прямо в тарелку с так и не попробованной едой. И только отметив ее округлившуюся фигуру, покорно пошел следом. Надо было оплатить счет, поэтому задержался. Катя ждала его у гардероба. Он помог ей одеться. Заметил новое Катино пальто, знал название этого модного покроя — оверсайз. Скоро оно все равно будет тесным… На мгновение возникла жалость к Кате, но он ее отмел, потому что злость не прошла. Никак не проходила.

Любил ли он Катю сейчас так же, как раньше? Этот вопрос задавал себе Митя, когда возвращался в пустой дом. Он хотел бы честно ответить себе: нет, любовь прошла. Ее место заняла старая любовь-страсть. Мила, Мила… Его наказание. Его награда. Обещала приехать к нему в Москву, если он разведется. Сама была уже давно не замужем. Но увидев Катю, он понял: его чувство к ней не изменилось. По-прежнему он испытывал любовное томление при одном взгляде на нее, ощущал радость видеть ее прелестное лицо, хотел обнимать и целовать ее. А уж сознание, что он скоро станет отцом, переполняло его. Но это чувство царило в его душе до Катиного признания. Такого жестокого, такого ужасного! Она его больше не любит! И не любила!

Глава 33

Утром Митя встал, побрился, походил по комнатам. И засобирался. Надо было во что бы то ни стало увидеть Катю.

Когда она открыла дверь, он жадно смотрел в ее лицо, чтобы убедиться еще раз в жестокости ее вчерашних слов. Но увидел, как она потянулась к нему — улыбкой, телом, взглядом. Повела его за руку в комнату и, встав очень близко, лицом к лицу, сказала:

— Митя, как хорошо, что ты пришел! Прости меня за то, что услышал вчера! Я солгала тебе. Я люблю тебя все так же, как — помнишь! — когда мы в первый раз не могли оторваться друг от друга…

Митя порывисто обнял ее, и они долго стояли, не веря, что самое страшное осталось позади. Катя прервала молчание и, не желая говорить на неприятную тему, заметила:

— Скажи что-нибудь, Митя. Соскучилась по твоему голосу.

— Да, родная… Хочу тебе вот что сказать… Я почему-то надеялся, что ты не просто объяснишь твои вчерашние слова… те, что меня поразили. И откажешься от них… И моя надежда сбылась. Почему я этого так ждал?

— Ты у меня спрашиваешь?

— Но ты же, встретив меня сейчас, сразу дала понять, что те слова были неправдой…

— А я тебя ждала… верила, что придешь и я тебе скажу правду.

— Я каким-то чутьем понял, что мне надо прийти… примчаться.

— А почему я тебе солгала, ты знаешь? Да? Ну-ка, скажи!..

Митя засмеялся — так ему было легко на душе.

— Ты в очередной раз пожалела меня. Хотела, чтобы я не чувствовал себя виноватым. Но вместо этого так разозлила меня! Я даже забыл сказать тебе «прости».

— Знаешь, Митя, ты обвинил меня в том, что заставила тебя чувствовать виноватым. Ну, своей беременностью… Наверно, поэтому хотела тебе отомстить. — На Митин возглас? «Вот даже как! А я думал, пожалела меня…», пришлось объясняться. — Главное, что я хотела… хотела отпустить тебя на свободу.

Митя серьезно посмотрел в ее глаза, погладил лицо. Потом стал гладить ее живот.

— А мне нужна свобода?… От тебя?

— Видишь ли, надо до конца договорить… Не хочу, чтобы ты считал, что я тебе враг. Ты должен знать: как только ты честно скажешь, что любишь другую, я тебя сразу отпущу.

— И не будешь бороться за меня? Вот ты такая!

— Да, я такая дура! — И помолчав, жалобно призналась, и признание это Митя едва услышал. — Так хочется, чтобы между нами никто не стоял, когда ты так обнимаешь меня…

— Когда я тебя так обнимаю, ты для меня единственная женщина на земле!

Потом они были вынуждены расстаться — нужно было собираться на юбилейный вечер отца Мити.

Но сначала