Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваш сын, Катя, совсем не похож… на Митю.
Катя спокойно отвечала, обняв Санечку:
— Это естественно. Мы ведь недавно поженились.
— Значит, это сын…
— Да, это сын от моего первого брака.
Катю снова покоробило поведение Мити. Почему он не подходит и издали наблюдает за этой сценой? Так на него не похоже…
Но еще большее ее ждало разочарование, когда Митя сообщил на другой день, что уезжает на три месяца в командировку по своим ежегодным театральным делам в Европе.
— Ты же говорил, что в этом году откажешься.
— Не получилось. Придется ехать.
Был очень сух, даже не старался выразить сожаление. А вчера вечером промолчал о том, что произошло в гостях, и Катя смолчала. Она поняла, что это первая размолвка в их супружеской жизни. И со страхом подумала: «Может ли быть, что и последняя?»
Глава 32
Так снова после свадьбы Катя осталась одна. Конечно, с ней был сын, стала совсем родной Лидия Ивановна. Горячо она протестовала против устройства Санечки в детские ясли-сад, просила подождать еще год, пока не подрастет до трех лет.
С удовольствием Катя занималась своими обязанностями в журнале, руководила художественной редакцией, отвечала за театральную рубрику, ходила на спектакли, искала авторов, сама публиковала рецензии, интервью. Готовилась участвовать в фестивале сценографов, для чего затеяла серию публикаций о театральных художниках. Юбилей в декабре собирался отмечать и отец Мити, Роман Никитич, ему решила посвятить цикл публикаций.
С ним встречалась в его мастерской, очень подружилась, вела записи, беседуя с ним, и придумала оригинальную форму периодических заметок о его творчестве. Ей он нравился своим добродушием, да и тем, как в его поведении и чертах узнавала характер Мити.
Звонил муж нечасто. Заметила, что говорил по телефону, словно по обязанности. Не хотела много думать о том, почему Митя так изменился. Инстинктивно отметала эти думы, иначе от страха сжималось сердце и молоточком стучало в висках. Из его хором переехали с сыном в их уютную квартиру, не забывая узнавать от участливой консьержки, как та прибирается в Митиной квартире, поливает цветы. Да и Тамара проверяла, все ли в порядке, так что беспокоиться на этот счет не приходилось.
Поскольку плохо чувствовала себя по утрам, Катя сходила к гинекологу и ее подозрения подтвердились: она беременна. Не знала, радоваться этому или нет. Беспокоилась, надо ли говорить об этом Мите по телефону. Решила, если он узнает об этом по приезду, будет не поздно. Печалилась, почему это событие, которому бы Митя обрадовался, наступило сейчас, когда так неожиданно почувствовала его охлаждение к ней.
Первым заметил изменение в ее психофизическом состояния Роман Никитич, когда воскликнул: «Да ты, голубушка, ждешь ребенка?!» И увидев ее улыбку согласия, обрадовался, засуетился, восхитился: «В моем возрасте надо обрастать внуками!»
Но по окончании командировки Митя сообщил, что еще задержится на месяц. Да и Тамара со злорадством не раз намекала при встрече в доме родителей, что Костя увлечен не только европейским театром. Катю ее намеки не удивляли, она давно уже предполагала причину Митиного поспешного отъезда и долгой задержки.
Перед отцовским юбилеем в конце декабря он наконец прилетел. Катя узнала от Романа Никитича об этом по телефону. Он сказал, что сообщил ему о ее беременности, извинялся, объяснял, что сына надо было подготовить к встрече с ней. Тревожился за него, прежде всего.
Митя позвонил перед концом рабочего дня, сказал, что будет ждать ее в ресторане недалеко от издательства. Катя волновалась, потому что ужасно хотела его увидеть, хотя и понимала, что предстоит невеселый разговор.
Он ждал ее у входа в ресторан без шапки, с поднятым воротником пальто, Увидев ее, бросил недокуренную сигарету. Смотрел на нее внимательно и настороженно. Поцеловал в щеку. Мало изменился, только не было привычной милой приветливости на лице.
— Митя, не очень удачное место для встречи.
— Ты же не ждала меня дома. Вот и встречаемся в неудачном месте.
Катя видела, как он напряжен, обычно в таком состоянии его глаза становились темнее. Сделал заказ, не спросив, чего бы пожелала она, да и она отнеслась к этому равнодушно.
— Почему ты не говорила о том, что беременна? Почему об этом я узнаю не от тебя? — Митя мог бы добавить и то, как отец сердито разговаривал с ним, как, сообщая о беременности невестки, обозвал его идиотом.
— Да, виновата перед тобой. Прости. Как-то не нашла удобной возможности сказать это по телефону.
— Катя, я заметил, ты не умеешь отстаивать свои интересы, бороться за свое счастье. Не понимаешь, что точно так же было с Костей?
— Да, ты просто обязан сравнить мое нынешнее положение с тем, каким оно было когда-то… с Костей.
— Если бы ты мне сообщила об этом сразу, я примчался бы несмотря ни на что.
— А на что тебе надо было смотреть? — Катя не могла говорить по-другому. А хотела бы вести себя, как прежде, просто и ласково улыбаться в любимые глаза. Ведь так долго она их не видела…
— Не цепляйся за мои слова. И вообще, ты просто замечательно заставляешь меня чувствовать виноватым. Заставляешь оправдываться… Не замечаешь, как давишь своим положением на меня? А ведь по твоей вине мы оказались в этой ситуации!
Катя сказала себе: «Стоп! Остановись! Пусть он не прав… Пожалей себя. И его пожалей. Это же Митя, добрый, внимательный, дружелюбный, такой, каким был, даже когда еще не стал твоим мужем…»
— Митя, мы так долго не виделись. Давай не будем упрекать друг друга. Просто поговорим. Ведь ты ехал, не зная о моем положении, и готов был что-то важное сказать мне. Теперь трудно это сделать, да? — Было жалко смотреть на его растерянность. — Да, у нас будет ребенок. Но это ничего не меняет.
Митя прервал ее сердито:
— Нет, это все меняет.
— Митя, ты хороший человек, но твое чрезмерное чувство ответственности может сослужить плохую службу. Мы сейчас решаем нашу судьбу. Бороться за свое счастье я и сейчас не собираюсь. Я хочу выслушать, чего ты хочешь для себя. Чтобы с меньшими потерями выйти из этой ситуации.
— Хорошо. Прежде чем я отвечу на твое пожелание, замечу вот что. Ты только не обижайся. Когда-то мой друг мне жаловался, что ты своей беременностью поставила его в отчаянное положение, он очень страдал. Я его очень жалел. Сейчас ты и меня